Кто бы подумал, что так спроста он исчезнет? Что так элементарно уберут его, сильнейшего из сильных, осторожнейшего из осторожных – ведь даже Кольча не знал, где он ночует. А другие, выходит, узнали.
Андреотти выработал свой моторесурс, вздремывал, отвратный Тараканов пихал его в бок, а с Кольчей не торопился, обрабатывал его психологически.
– Ну и врал он! – разоблачал вчерашнего своего патрона, перед которым дребезжал аки жестянка на ветру. – И в Афгане-то он воевал. И в Чечне бился. Проверили мы его, и оказалось – просто сидел, ворюга! Такой же, как ты, детдомовец!
Хлестал он Кольчу, лупил по морде, в самый поддых наносил удары не кулаком, а этими сообщениями. Хотел сломать, думал, что добивает, и многое ему удалось, но не все.
Дело в том, что Топорик не ломался, слишком закалила его предшествующая жизнь. Из огня да в полымя! Гнуться – гнулся, а чтобы сломаться – не выходило, вот и сейчас сгибался этот паренек, тонкий закаленный прут, а не ломался. Последняя фраза, известие, что Валентайн – сирота, поставило точку. Ведь он знал это. Валентин сам сказал. А от амбалов скрывал, боялся даже он, что сиротство – как клеймо.
Клеймо?
Кольча принял решение. Уметь играть, лицедействовать, представляться – одно из искусств, которым как бы обучал его Валентайн, – вступало в силу. Никогда до сих пор у Кольчи это не получалось – слишком прост был, прямолинеен, покорен. И вот согнутый прут разгибался.
– Смотри, пацан, – вспомнил свою роль широколапый Андреотти, – будешь молчать, станем пытать. Не умрешь, пока не укажешь.
И вдруг, как гром для обоих этих лопухов:
– Эх ты, Андрей! Ведь вроде вместе Антоху везли. А грозишь, будто я враг. Будто пойду против всей команды!
Таракан и Андреотти вскинулись, лыбились, козлы.
– Должен же я понять, что на самом деле хозяина нету.
– Охо-хо, – вздохнул Андрей, – нету, пацан, вот те крест.
– А раз так, – произнес Кольча, – и я скажу.
Он помолчал, разглядывая, как Таракан и Андреотти подтягиваются, собираются, довольно переглядываются: добились своего.
– Хозяин наш жил не по карману, – говорил Кольча и удивлялся, слушая себя со стороны: я ли это? – Изображал из себя интеллигента, помыкал всеми, будто слугами.
– Во, во! – прокряхтел Андрей, а Тараканов облегченно назад откинулся, себя, видать, хваля: какой молодец, добился своего убедительной психологической обработкой.
– Да ты, паренек, не дурак!
– Вы думаете, это мне нравилось, – выдавал Кольча несекретные теперь тайны, – ездить с ним в Москву за столько верст, менять там рубли на баксы, хоронить их в каких-то кустах?
– Так покажешь, пацан? – возбужденно спросил кассир.
– Да я никогда не считал эти деньги своими! – воскликнул жарко Кольча. И был искренен на сто процентов. – А теперь они принадлежат вам. Раз шефа нет…
– Ха, – рыкнул Андрей, – кому шеф, а кому утопленник, – и Топорик содрогнулся.
Боже, так вот какой конец подкинули они Валентайну! Шикарному мужику, их благодетелю, предводителю! Его чуть не вывернуло, но он и тут лишь согнулся.
– Когда? – спросил он Таракана.
– А где это? – ответил тот вопросом.
– За городом. В земле. Может, до рассвета? – Теперь ему было жаль времени, хотелось быстрее. Пока никто ничего не расчухал. Да и ночью, до утра, им не собрать кодлу, впрочем, толпой по таким делам не ходят.
– Конечно, пацан, – соглашался Таракан, – молодец, пацан.
Кольча понимал, что перехватывал инициативу, надо было забивать гвоздь до конца, и так, чтобы верили.
– А можно, – спросил, – я останусь в команде? Куда мне деваться-то? – прибеднился он.
– Конечно, пацан, – великодушно, ликуя от собственного умения влиять на чужие мозги, кивал Таракан. – Да разве же мы тебя бросим? Ведь у нас народ с понятием, да и слишком много ты знаешь. А кроме того, получишь пай, вроде премии. Из секретного-то капитала!
– Ну, класс! – восхитился Топорик, но забил гвоздь по шляпку. – Только надо домой на минутку.
– А чего, – вскинулся Андреотти, – давай напрямую!
– Да нет! – даже восхитился Кольча тупостью амбала. – Там же план. Схема! И машина нужна другая, помощней. На этой не проедем.
Они верили! Безотказно! Подчинялись пацану, охваченные тайной корыстью – взять богатство без остальных, кто проверит, сколько там было, и пацан этот доверчивый, хорошо, что сирота наивная, уже не подтвердит.
Лихорадочно гнал Андреотти «жигуль». Уже не следили за Кольчей, когда он выгонял «мерс» из училищного гаража: и ему ведь надо продемонстрировать видимое доверие. Андрюха, когда сели, еще пошутил:
Читать дальше