Федор Московцев - Конвеер

Вокруг лежали десятки бит, ножей, цепей, палок, арматурин, топоров, обломков кирпича и бутылок. «О поле, кто тебя усеял разным аргументом?» – вопросил Штрум, на которого напало поэтическое настроение. Периодически фольксштурмовцы пинком отбрасывали с дороги мешающие пройти ништяки. «Куда подевались Паук и Змей? Почему не пришли?» – одна и та же мысль неотступно крутилась в голове у Штрума. Если вначале он сомневался, то теперь был абсолютно уверен, что Змей дал бы команду отступать ещё на Исаакиевской площади, и Фольксштурм не стал бы участвовать в акции. Так уже бывало, и какая-то нечеловеческая интуиция Змея не раз спасала всю команду.

«Наверное менты замели, или не смогли пробиться», – так он закрыл вопрос для самого себя. И первый раз за день улыбнулся: «Ну вот и всё, сейчас я поеду домой, мы с Марианной пойдём в аптеку, купим тест-полоски…»

Но это было не всё. Когда они подошли к пивной «Толстый фраер», выход на Малую Морскую улицу перегородили милицейские фургоны. Они подъехали сразу с обеих сторон, справа и слева – от Невского проспекта и от Исаакиевской площади соответственно. Моментально выстроилось заграждение. Первые ряды бежавших манифестантов стали принимать, и, поколачивая дубинками, заталкивать в фургоны. Толпа заметалась. Ловушка захлопнулась с четырёх сторон, и сейчас всех участников беспорядков, а вернее тех, кого милиция идентифицирует как участников, методично изобьют дубинками и затолкают в зарешеченный фургон.

Тут сзади посигналили. Штрум обернулся и увидел, как фары Хаммера дважды моргнули. Из джипа вывалился Блайвас и помахал рукой. С другой стороны из машины выбрался Радько, и, поприветствовав рукой, направился во двор. За ним последовал Блайвас и через секунду исчез в арке. Из-за угла показался Раймонд, и, отсалютовав, последовал туда же, в темный арочный проём.

Штрум развернул своих товарищей. Он быстро шёл, почти бежал в направлении ведущей во двор арки.

– Куда так бежать? – окликнул Лимон. В их правилах было вести себя как ни в чем ни бывало в подобных ситуациях. Кроме того, он не доверял парням на дорогих джипах. Сейчас куда логичнее нырнуть в кафе, выбирай любое, за исключением разгромленной «Антальи», и там пересидеть. Но ему, а также остальным пятерым, передалось волнение Штрума. Они ускорили шаг.

Штрум не сказал им, что в этом доме ему назначена встреча с самим Хозяином, всесильным Владиславом Коршуновым. Здесь живёт его любовница, и Блайвас с Раймондом довели до сведения, что Хозяин примет на секретной квартире по окончанию акции – чтобы обсудить, как всё прошло, а также наметить пути взаимодействия. Чтож, выступление прошло неплохо, и, вероятно, сегодня откроются ворота в большую политику.

Прежде чем пройти в арку, Штрум оглядел переулок. Он относительно опустел – бараны зачем-то скопились возле милицейских фургонов, где принимают и избивают, вместо того, чтобы рассосаться по кафе или по дворам. Ну, это их выбор. На углу с Большой Морской улицей стояла небольшая группа. Штрум с трудом узнал Русича, бесстрашного воина, организовавшего последнюю попытку прорыва на Невский проспект. Сейчас эти матерые волки напоминали стайку безобидных студентиков, прикидывающих, хватит ли у них денег на Макдональдс. Грамотно прикинулись! А полчаса назад резали мамлюков в бистро Анталья, которое как раз напротив! Трое из них оттирали салфетками кровь с одежды – только эта деталь напоминала о недавних событиях. Они были одинаково прекрасны и в деле и просто в немом ожидании, настоящий праздник их созерцать. В самом Русиче чувствовалась задумчивость юноши, цвет ранней зрелости, целомудренной, закаленной, единственной в своём роде.

Потеряв ощущение осторожности и не разбирая, где акция требует натиска, а где отступления, Штрум уверенно прошёл через калитку железных ворот, которыми замыкалась арка и ступил в темноту. За ним последовали его боевые соратники. Пройдя несколько метров, они оказались во дворе-колодце – совершенно пустом. Тут они услышали железный лязг – на калитку набросили цепь, одновременно с этим со стороны улицы к воротам пододвинули мусорные баки. Лимон по-звериному захрипел и разразился проклятиями. Штрум почувствовал, будто под ним разверзлась пропасть и из неё повалил зеленый дым. Этот сатанинский дым не мог ослабить его непреклонную волю, но он свершил худшее, он растворил в своих ядовитых струях последний шанс на благополучный исход акции. Для бойцов Фольксштурма слишком поздно. А для милицейской спецбригады применение гранаты со слезоточивым газом совершенно излишне для расстрела безоружной группы. Из подъездов стали выбегать люди в пятнистой униформе, противогазах, бронежилетах, и с автоматами. Не выстраиваясь в боевой порядок, и не предлагая сдаться, они сразу, на ходу открыли огонь. Первым свалился Лимон. Штрум успел развернуться и сделать два шага. Но пули достали и его, и он, упав на асфальт, пополз. Красно-жёлтая пелена застлала его глаза. Судорожно работая руками – автоматная очередь прошила поясницу – он двигался по направлению выхода с предательского двора. Перед ним в пламени смерти дрожал светлый образ светловолосой девушки с пронзительно-голубыми глазами, глазами цвета неба, каким оно бывает в знойный летний полдень. В кровавых облаках взрагивала от лязга пуль земля. Это конец, ему не доползти и до середины арки, но надо себя чем-то занять, прощаясь с этим миром.