Ханна Кралль: Синдром уцелевших

Как только мы начинали рассказывать об Освенциме, женщины, пустившие нас в свои дома, говорили: — Вы думаете, что мы не перенесли ужасные тяготы? Сахар был по карточкам, два года надо было ждать, чтобы приобрести автомобиль, а нормы на материал для одежды были такие маленькие, что не хватало на манжеты для брюк. И наши отцы вынуждены были носить брюки без манжет. (Только через сорок лет канадцы стали расспрашивать о европейской войне: — Мы читали, что тогда там были очень неприятные условия, это правда)? Поэтому мы перестали их утомлять, начали жить, стали искать работу, потому, что если кто-то не имел работы, тогда даже то, что удалось пережить войну, перестаёт радовать.

Торонто тогда тянулось на север от озера Онтарио… до улицы Сент Клер, а за Сент Клер начинались леса. И евреи в поисках работы шли в лес.

После войны из Европы в Канаду приехало много людей, но каждый тянулся к своим. Поляки к полякам в Виндзор, украинцы к украинцам в Виннипег, только евреи шли, куда глаза глядят, на открытое пространство, в лес.

Нас гнала не отвага, а ужас.

Здешние евреи не были плохими. Не хотели, правда, слушать наши печальные истории, зато охотно показывали, как повернуть выключатель. Мы же прибыли с востока, тёмные и отсталые, откуда нам знать, как включается свет? И они нам это показывали, действительно, с большой охотой.

Те из нас, кто знал английский и мог написать апликейшн — заявление о приёме на работу — получали должность в офисе, в бюро, на почте, где попало, и держались за это место до самой смерти.

Те, кто не мог написать прошение о работе, пошли в лес и стали строить деревянные дома.

Из Европы возвращались канадские солдаты, подзаработавшие деньжат на послевоенном чёрном рынке. Фермеры переезжали в города, поближе к промышленности.

И те и другие покупали старые дома, а хозяева старых домов покупали новые, а эти новые дома строили мы — евреи Холокоста, слишком глупые, чтобы написать заявление о приёме на работу.

Мы, евреи из Освенцима и гетто, слишком глупые, для того, чтобы написать апликейшн, не имели другого выхода: нужно было идти в лес, строить дома и стать миллионерами.

Почти каждая история еврейского миллионера начинается в Польше — спасением и возвращением.

Я написал об этом стих, о моём послевоенном возвращении в Ракошин.

Welkome, Moshku

Jou have gurvinded…

Привет, Мошку,

Выходит, ты выжил…

А говорили,

Что вы погибли все…

(Они против нас ничего не имели, они только очень удивились).

Твои вещи мы поделили справедливо.

Кто знал, что ты вернёшься.

(Увидев нас, они не радовались, но и не печалились. Они были только очень удивлены).

Welkome, Moshku,

Выходит, ты выжил…

Мы сбежали от этого удивления. И от канадских брюк без манжет. И от наших снов, в которых каждой ночью неизменно чья-то рука показывала нам: направо, налево, налево, налево… Нас гнал страх.

И мы бежали в лес, а там нас ждали миллионы.

Большинство из хасидских школ, которые некогда возникли на польских землях, существуют и сейчас: школа из Бобовой, из Присухи, из Гуры Кальварии…

Не разделяют нас и отношение к Богу — мы все обращаемся к Нему, с теми самыми словами, в будние дни навиваем тефилим для молитвы, зажигаем свечи в шабат, и почитаем родителей. Отличаемся мы только истолкованием понятий хабаз и хабад — о роли чувств и о роли интеллекта. Поскольку Бог дал нам разум и чувства, и мы их используем, чтобы служить Ему, мы хотели бы знать, что первично: интеллект, воспроизводящий эмоции, или вера, высвобождающая жажду познания.

Другие хасидские общины живут небольшими замкнутыми группами, и стараются не общаться с миром. Мы же живём среди людей. Создаём школы и летние лагеря для детей, телефоны доверия, семейные консультации, помогаем разобраться в сомнениях — и по поводу Торы, и те, что связаны с повседневной жизнью. Телефонный звонок минуту назад был по поводу купленного кем-то набора серебряных столовых приборов — что нужно сделать, чтобы они стали кошерными; женщина, которая только что вышла, спрашивала, что ей делать с незаживающей раной. Самые трудные проблемы мы передаём нашему цадику. Это Менахем Мендель Шнеерсон, зять и ученик Иосифа Ицхака, наследник Залмана из Ладов и глава любавичских хасидов в седьмом поколении.

Его резиденция находится в Нью-Йорке. Квитлех — письма с вопросами и просьбы — мы передаём по факсу.

Мне тридцать семь лет, я женат, у меня шестеро детей. Мои дети учатся в религиозной школе.