Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

Алик слышала закоснело-отчаянного неудачника, который изнывает по радости более мучительной, чем всякая скорбь:

– Если бы мне не было отказано в пустячке… Для меня несравненно важны наступающие осень и зима. Должно решиться то, чего я много лет жду... Поверье рекомендует в дни-ветрогоны смотреть на воду: коли в полдень окажется тиха – осень будет приветливая и зима без бурь.

Алик про себя взмолилась: не говорите более, чем уже сказали! Почему вам непременно должно быть мало того милого, что создалось?.. Она сострадала ему, и её пугало, что он вынудит сказать то, что ему больно будет услышать.

– Завтра в полдень я погляжу на воду и позвоню вам, – промолвила она, не договорив: «И тут будет вешка границы!»

Енбаева уставила на неё возмущённо-насмешливый взгляд, будто говоря: «Ну что ты врёшь? Ты встанешь завтра утром, чтобы поехать за город смотреть на воду?!»

– Я действительно поеду погляжу, – обратилась Люда к профессору.

Алик замкнулась в надменном равнодушии. Енбаева спросила Лонгина Антоновича:

– Вы мне скажете номер телефона?

– Разумеется, – тепло ответил он.

К столикам подошли официантки с подносами, горшочки с говяжьим жарким распространяли соблазнительный аромат.

– Альхен… – произнёс профессор с грустной нежностью, – я прошу вас разделить трапезу с Виктором, он там заждался. А мы тут вдвоём с Людой угостимся и побеседуем… Люда, вы не против? – перешёл он на бодро-шутливый тон.

Она была не против. Когда Алик садилась за столик молодого человека, Людмила не стерпела, бросила взгляд на них и едва не пропустила мимо ушей, что Лонгин Антонович сказал о соусе: он должен быть неплох. Профессор попросил поухаживать за ним, и она налила ему рюмку коньяка. Поддавшись уговорам, выпила шампанского.

– По-моему, вас не увлекают сельские истории, – проговорил её сотрапезник.

Она возразила. Дед рассказывал ей, маленькой, очень интересное.

– Например?

– Ну… откуда взялась наша фамилия. Она казачья – дед был уральский казак. Целую историю рассказал.

Лонгин Антонович отвлёкся от жаркого:

– Давайте её!

– Я помню, что она интересная, но саму её забыла, – простодушно сказала Люда.

Профессор подкидывал вопросы о другом, о третьем. Он услышал, что ей нравятся сказы Бажова, а из «произведений для взрослых» – рассказы Шукшина. Нравятся и стихи – особенно Людмилы Татьяничевой, челябинской поэтессы.

– У меня её книга есть, – сообщила девушка.

Выведал любопытный и то, что её любимый фильм – «Доживём до понедельника» и что она умеет жарить в сметане карасей, начинённых пшённой кашей, отменно варит щи с мозговой костью и знает: на другой день после свадьбы положено есть уху.

Лонгина Антоновича всецело заняло приготовление супа из топора, правда, с одной поправкой, и, найдя, что не хватает лишь соли, он сообщил Енбаевой: у неё будут замечательные дети.

Блондин и блондинка сидели за столиком друг против друга, прикасаясь пальцами к стоящим перед ними бокалам.

– Что он говорил тебе? – спросил Виктор, впившись взглядом в её лицо.

Она, подавая себя играющей девочкой , шельмецки повела глазами. У неё с Велимиром, прошептала, зарождается некая родственность, только не тычь мне примитивным: «старик», «слепой»... я не живу грубо физическим, я – истая женщина в самом изящном смысле этого слова, у меня тонкие вкусы, причуды, капризы, я – раффинэ ! Эмоционально жить означает для меня пленять и награждать, изощрённо распознавать прелесть в том, в чём остальные разбираются не лучше, чем свинья в апельсинах, так что приготовься... У него захолодели глаза. Уверена, что ловко дразнишь? Не считай меня тупицей, ревнивым хряком, я легко поддержал бы твой трёп – умею и почище, – но не та ситуация.

– Он может диктовать, – сказал Виктор со злобой к тому, кого имел в виду.

Алику показалось, парень не договорил: «Я боюсь его!» У тебя, подумала она, несомненно есть актёрские данные, и ты хочешь предстать в драматическом ореоле. Я, мол, противостою сильному, опасному! Ей вспоминался обед у профессора, поведение молодого человека приоткрыло, что у него на хозяина зуб. Естественно, парня раздражало, полагала Алик, что слепой в ауре юной гостьи стал добиваться её расположения. Но вражда могла зародиться и раньше: возможно, Виктор помогает учёному в перспективной работе и считает, что тот занижает оценку его вклада. Ты мучаешься, что тебя используют, подумала она, но, может быть, ты преувеличиваешь, тебя не так уж обижают? Она решила, что будет влиять на Лонгина Антоновича ко благу Виктора.