Владимир Соколовский - Антология современной уральской прозы

Ваша мысль о том, что следует, может быть, обратиться к истории городка, с тем чтобы в ней попытаться отыскать объяснение происходящим явлениям, мне показалась интересной, и я приступил к расспросам жителей и поискам документов. Пока нельзя предполагать, что я добился выдающихся результатов, если не считать притащенных в ответ на мою просьбу Дементьичем нескольких ветхих рукописных листочков, которые он изъял у какой-то бабки. На мой вопрос, что это такое, он хмыкнул и ответил:

— Я больно знаю. Их раньше много было, да Мокеевна в них ягоды на продажу заворачивала. Вот, что осталось, — гляди.

Судя по содержанию, передо мной оказался обрывок из городской летописи — даже не знаю, каким временем его датировать, надо бы посоветоваться со специалистом. Далее цитирую дословно, со всеми особенностями текста:

«...како облизьяны.

И был за таковые слова и речи оный Лукашка взят добрыми людьми на ярмонке и представлен пред светлыя очи воеводы, смиренномудраго и кроткаго Агафангела. И вопросил оный муж: почто ты, змий Лукашка, смущавши люд непотребно и недостойно? Каковы таковы чудеса мог зреть ты в пьяном и суетливом своем облике?Да лес-от ведь царёв да богов, дурак! В нём нечисти, диавольскаго отродья с сотворения веков не бывало. Ах ты, окоянной Лукашка, Куроедов сын!

На таковы кроткие слова Лукашка лаялся дерзко, что ты-де своей куделькой не треси, мы тебя и не такова знам. Что ему-де, Лукашке, в лесу николи не блазнило, а коль было видение, дак вот тебе, глупому дураку, крест святой! И снова, вор, стал керкатъ, как третьеводни пошел в лес драть лыко на лапти и на Гадовой поляне, подле Варварки Голохвостихи покоса... (дальше несколько слов размыто — невозможно ничего разобрать)

...како облизьяны.

После непотребных оного Лукашки речей о богопротивных его видениях смиренномудрой и кроткой Агафангел повелел присудить его к нещадному правежу и кнутобойству, дабы он, Лукашка, отрёкся от своих слов в пользу матери православной церкви. Но, быв заперт в старой чулан, ночью порушил стенку, яко тать, выбрался из города, и в тёмных лесах затерялся смрадной след ево...»

Однако, сколько я ни вдумывался в написанное, никаких капитальных выводов, как выражается автор рукописи, «не узрел». Понял только, что случай, происшедший с угнетённым крестьянином Куроедовым, наглядно иллюстрирует суть тогдашних общественных отношений. Что же касается света, проливаемого данным историческим источником на современную действительность, то он тускл и неясен. Что ещё предпринять для познания тайны здешних мест — представления не имею. Пока же приходится мириться с окружающей обстановкой. И поверьте, Олег Платонович, она не столь уж невыносима. Может быть, непривычна — так вернее будет сказано. Но, прожив здесь изрядное время, целых четыре недели, я всё более убеждаюсь, что и к ней можно привыкнуть. Так, меня уже не бросает в холодный пот при скрипе бани (на днях опять завезли портвейн), или когда хозяин, вдруг схватившись за поясницу, бежит на улицу отгонять поросёнка, роющего угол. А на днях приходил знакомец, о котором писал как-то ранее (я встретил его на озере, помните?). Я спросил его, как здоровье тётеньки Вахрамеевны, — спросил для того, чтобы узнать, что же тогда произошло со мной? Он ответил, что тётенька поживает неплохо, чего и мне желает. На вопрос же насчёт удочек он только ухмыльнулся, развёл руками и ушёл во флигель к хозяину пить портвейн. Они долго там сидели, пели песни. Вот такую, например:

И ещё:

Баня кряхтела. Угомонились где-то за полночь. Я заглянул во флигель — они лежали на старых звериных шкурах друг подле друга; лица их были строги и торжественны, как и тогда, когда они пели песни. Водяной чмокал и прижимал к груди круглое полено. Утром он поднялся раньше хозяина. Выскочил из ограды, боязливо оглядываясь, нет ли поблизости Андрюхи (он его почему-то панически боится), подбежал к колодцу, попрыгал, хлопая ладошками по бокам, и вдруг, ухватившись за верёвку, исчез в срубе. Дальнейшего я не видел — ушёл на работу. Вот такие суровые будни.

Теперь поведаю о главном событии, которым живу вот уже на протяжении целой недели. Мог ли я предположить, что когда-нибудь буду так счастлив! А впрочем, началось всё с того, что в прошлый четверг, когда я зашёл в буфет столовой купить конфет младшему сынишке Олимпиады Васильевны (ему в тот день исполнилось шесть лет), ко мне подошла вдруг Валя (помните, с раздачи?) и сказала шутливо: