Олег Рой - Паутина лжи

На глаза второй раз за сегодня навернулись слезы, и Саша смущенно начал стряхивать их со щек.

– Не надо… – Девушка сжала его запястья. – Пусть текут. Не будьте бездушной куклой, плачьте…

Помолчала немного и вдруг произнесла:

– Три года назад я в один день потеряла всю свою семью. До сих пор помню во всех подробностях, как это случилось. Мы ехали с дачи, болтали и смеялись. Отец вел машину, мама сидела рядом с ним, мы с братиком сзади. Дорога была свободна, мы мчались на большой скорости, поскольку папа всегда любил лихачить… Нам всем было очень хорошо. Знаете, мгновения перед смертью бывают на редкость прекрасными… Шоссе было ярко освещено солнцем, и в голову не могло прийти, что это на самом деле не трасса, а тоннель, ведущий на Страшный суд… Стоял март, знаете, та самая пора, когда небо вдруг становится высоким и чистым, выглядывает солнце и не остается сомнений, что весна уже на пороге. Мне только что исполнилось шестнадцать лет, я была влюблена и думала, что ничего в мире не способно выбить меня из колеи… И тут почувствовала страшный удар. Помню только, как зазвенели, вылетев, стекла… Вот так, в одну секунду разбилась жизнь семьи. Счастливой, благополучной семьи. Еще я помню, как надо мной склонились люди и понесли куда-то мое тело… А я в этот момент видела свое тело со стороны, откуда-то сверху. А еще видела рядом маму, папу и брата. Мы все смотрели на свои тела и не могли понять, почему нас никто не слышит, почему, когда мы дотрагиваемся до людей, они никак не реагируют? Потом папа взял брата за руку и пошел с ним куда-то вверх, в голубое небо, к белым облакам. А мама подлетела ко мне и начала гладить по голове, но потом ее точно отбросило от меня, она стала отдаляться от меня, поднимаясь все выше и выше в синеву, к облаку, в котором исчезли папа и братик. А я… я открыла глаза и увидела лицо мужчины в голубой медицинской форме…

Мария шумно вздохнула и перевела дыхание. Саша, без слов поняв, чего она хочет, плеснул в стакан минеральной воды и подал ей. Девушка приняла стакан у него из рук и благодарно улыбнулась.

– После того как меня выписали из больницы, я не знала, как жить, – продолжала она, сделав несколько глотков. – Как дышать, как ходить по земле, зная, что никого у тебя нет… Я даже шаг не могла сделать… все время сидела дома, с тетей, которая приютила меня на время, и чувствовала себя раненой птицей, покинутой стаей. Мне даже дышать не хотелось, не то что жить. Прошел месяц такого моего существования, пока тетя не потащила меня насильно в Японию, развеяться. Она женщина богатая и весьма привлекательная. Во время цветения сакуры она встретила под сводом волшебного сада свою любовь. Он итальянец, ученый-историк. И тетя уехала к нему. Продала здесь свою квартиру, оставила мне достаточную сумму денег, чтобы я могла несколько лет безбедно жить и платить за учебу, оформила опекуном свою подругу – я же тогда еще была несовершеннолетней. Она уехала – а я начала жить . Япония раскрыла мне глаза на то, что если мы перестанем замечать красоту и радость мира, то тем самым плюнем в лицо Богу. Да, Саша, я не боюсь таких выражений, потому что общаюсь со Всевышним «на ты». Он показал мне, как распускается счастье, именно во время ханами я открыла в себе талант к рисованию. И с тех пор мольберт стал моим миром, моим окном, открывающимся в жизнь, как, бывает, окна открываются в сад. С того самого момента я поняла главную истину жизни – мир не надо делить на духовный и материальный. Мир – это полноценная картина жизни, это события, встречи, мнения, критика, это счастье, горе, это полет и падение, это страх и поражение, это победа над обстоятельствами, это движение… И, сейчас, глядя на вас, я больше всего на свете хочу зарядить вас на движение! Вы сейчас думаете, что ваша жизнь кончена, что больше вам не для чего существовать, но это совсем не так, поверьте! Мне кажется, что ваша сакура вот-вот зацветет…

То впечатление, которое он получил от разговора в заурядной кафешке, Саша не смог описать словами, как ни пытался потом это сделать. Как бы глупо это ни звучало, в тот миг ему показалось, что он прикоснулся душой к чему-то божественному. Будто ангел слетел с небес и ласково тронул его своим крылом.

Прощаясь с Марией, он вдруг ощутил такую робость, которую не испытывал перед женщинами и девушками никогда, даже в юности. Безумно хотелось спросить, увидит ли он ее еще когда-нибудь вновь, но отчего-то он никак не мог решиться на это. До тех пор, пока Мария не сказала сама: