Олег Рой - Паутина лжи

Когда человек теряет что-то очень ценное, он иногда вдруг решает, что с этого момента все, что существовало раньше, было лишь иллюзией. Так и Юля теперь мысленно разделила свою жизнь на «до» и «после». «До» она обожала планировать, точно каждый вечер строила мостик в будущее, намечая события следующего дня. «После» все дни превратились в сплошной монолог горя. «До» Юля полностью разделяла мнение, что испытания даются каждому по его силам, но «после» поняла, что вместе со смертью сына сломилась, лишилась и веры, и надежды. «До» ее жизнь казалась очень насыщенной: хозяйство, покупки, общение с дочками, сад, в котором она раньше с таким удовольствием возилась, занимали все ее дни. «После» Юля впала в ступор, ей ничего не хотелось делать. Она часами смотрела из окна на такую глупую, совершенно не вовремя зеленевшую траву, и у нее не рождалось даже мысли пойти подстричь ее или заняться своими любимыми цветами. Перенесший горе человек меняется раз и навсегда, весь его образ мыслей терпит неминуемое крушение.

Раньше Юля была далека от религии, теперь же откопала в кладовке подаренную кем-то икону Богородицы и повесила ее в спальне. Ночью, в тишине, стоя на коленях перед образом, она горячо молилась, и однажды, Саша, мучаясь бессонницей, подслушал ее мольбу.

– Святая Дева Мария, не мучай меня больше! Я не могу и не хочу быть сильной! Пожалуйста, забери меня к себе, к моему сыну… Я не хочу никого видеть, кроме моего малыша. Душа моя разодрана в кровь, все мысли превратились в клочья, я не могу жить и видеть счастье других. Не могу смотреть на солнце, на зеленую траву, на улыбки людей… Даже на мужа и дочек не могу смотреть. Мне все стали противны. Забери, слышишь, забери меня!!!

Юля, босая, в одной тонкой ночной сорочке, так отчаянно молила Бога, что Саше невольно захотелось подойти к жене, обнять ее, укутать ее в плед, согреть… Но он не решился нарушить ее молитву. Тем более после того, как услышал то, что он противен жене…

С тех пор как случилась эта трагедия, между ним и Юлей почему-то вдруг образовалась огромная пропасть, как будто молния разрубила дерево на две части. Они почти не разговаривали, ни о какой физической близости не могло быть и речи. Более того, Юля не могла понять, как муж смеет прикасаться к ней после всего того, что с ней случилось? Как он может думать об удовольствии, если за ним последовала смерть? Ей и самой становилось страшно от этих мыслей. В отсутствие мужа она, сидя в спальне, частенько рассматривала их семейное фото – Саша, Юля, Ася и Яся. Как четыре ножки одного стола. Но только Юля теперь ощущала себя ножкой, сломанной напополам.

Саша не мог придумать, как вывести Юлю из ее состояния. Показаться врачу Юля наотрез отказывалась – после того как люди в белых халатах не уберегли ее мальчика, она возненавидела все, связанное с медициной. В отчаянии Саша обратился к целительнице, которая, по отзывам знакомых, очень много помогала людям. Сутулая, точно согнувшаяся под тяжестью взятой на себя чужой боли, пожилая женщина попыталась донести до Юли, что ей повезло… Да, повезло, как бы парадоксально это ни могло прозвучать! Душа неродившегося ребенка уже попала в рай, ведь он не совершил никаких грехов, никого не предал и не обманул, он достиг вечного покоя именно благодаря тому, что не успел подвергнуться воспитанию и начать жить по законам, по которым живут люди. Слушая ее, Юля вдруг разрыдалась – впервые за эти ужасные дни. Слезы стали для нее первой защитой от невыносимой душевной боли. Иногда, пожалуй, даже можно смириться со смертью, когда она приходит за больными, пожилыми людьми, уставшими от собственных хворей и немощи. Трудно, тяжело смириться, но возможно. Но смерть людей молодых, юношей, детей… Нет, такое принять невозможно. От одной мысли становится невыносимо больно. Всем. И Юле, и Саше, и даже этой целительнице, которая повидала на своем пути множество бед и слез…

Визит целительницы хоть и помог слезам вырваться наружу, но толком ничего не исправил в этой ужасной ситуации. Все равно казалось, что Юля вместе с ребенком потеряла часть своей души, возможно, лучшую часть… Иногда она даже глотать не могла, захлебывалась горем в порыве очередного приступа. Время не лечило, оно лишь вводило жизнь женщины в глубокий транс, как в болото, засасывающее ее тиной. По ночам, если Юле удавалось заснуть, то почти каждый раз она просыпалась с криком. Ей постоянно снился один и тот же сон, будто ее ребенок, мальчик, протягивает ей руки с белого облака и зовет к себе. Она, осторожно ступая по невесомым облакам, шла навстречу к нему, улыбаясь непонятной надежде… И вдруг кто-то сильно тянул ее назад, да так, что казалось, будто бы она – лошадь в упряжке, а непонятная сила сжимала горло все сильнее и сильнее. Юля начинала задыхаться и просыпалась от собственного истошного крика.