Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ

Появилось множество строительных рабочих, а вслед за ними подъехали грузовики с камнем, цементом и инструментами. С поразительной быстротой рабочие выкопали огромную яму и соорудили невдалеке от нее большую кровать из камней, покрыв ее простынями и украсив ножки розами. А дождь все лил. Затем рабочие направились к обломкам автомобилей и извлекли из-под них трупы с разбитыми головами, обгоревшими руками и ногами. Из-под мужчины и женщины, продолжавших безмятежно ласкать друг друга, они вытащили труп человека, лежавшего вниз лицом. Рабочие положили трупы на кровать и вернулись к мужчине и женщине. Подняли их, отнесли к яме, опустили на дно и забросали землей. Землю утрамбовали и замостили. Потом сели в грузовики, рванувшиеся с места с неимоверной скоростью. Издалека донеслись их крики, разобрать которые было невозможно…

— Все это похоже на сон.

— Страшный сон! Нам лучше уйти.

— Но мы должны дождаться.

— Чего?

— Счастливого конца.

— Счастливого ли?

— Конечно. Режиссеры любят начинать с катастрофы!

…Человек был одет в судейскую мантию. Никто не видел, откуда он появился: из группы ли иностранных туристов, со стороны ли бедуинов или хоровода вокруг вора. Он развернул большой лист бумаги и начал говорить — торжественно, будто читал приговор. Слов никто не различал: их заглушали хлопки, крики на разных языках и шум дождя. Но эти беззвучные слова не исчезали бесследно. Они катились по улице, словно бушующие волны, сталкиваясь и разбиваясь друг о друга. Завязались драки — одна в стане бедуинов, другая среди иностранных туристов. Потом началось побоище между бедуинами и туристами. Многие пели и плясали. Иные сгрудились вокруг места, где раньше была яма и, раздевшись донага, предались любви. Вор в исступлении выделывал немыслимые пируэты. Все достигло неимоверного накала: драка и пляска, любовь и смерть, гром и дождь. В толпу под навесом протиснулся огромного роста мужчина с непокрытой головой. На нем были черные брюки и свитер, в руке — бинокль. Бесцеремонно растолкав стоящих, он принялся наблюдать за улицей в бинокль, прохаживаясь и бормоча:

— Недурно… недурно!

Люди под навесом уставились на него.

— Кто это?

— Это он?

— Да, это режиссер.

— Вы делаете все, как нужно, и нет необходимости повторять все сначала, — сказал мужчина, глядя на улицу.

— Господин… — обратился к нему кто-то.

Но мужчина властным жестом заставил говорящего умолкнуть на полуслове.

— Господин, вы режиссер? — не выдержав нервного напряжения и набравшись храбрости, спросил еще кто-то.

Но тот, не обратив внимания на вопрос, продолжал смотреть в бинокль. Вдруг все увидели, что к остановке катится человеческая голова. Из обрубленной шеи хлестала кровь. Люди в ужасе закричали. Мужчина в черном свитере устало взглянул на голову и пробормотал:

— Браво… браво…

— Но ведь это — настоящая голова и настоящая кровь! — крикнул кто-то.

Мужчина навел бинокль на пару, предававшуюся любви, и нетерпеливо скомандовал:

— Измените позу… Избегайте однообразия!

— Но ведь голова настоящая, будьте любезны, объясните нам… — донеслось из толпы.

— Достаточно одного вашего слова. Мы хотим знать, кто вы и кто все остальные.

— Почему вы не отвечаете?

— Господин, рассейте наши сомнения…

Мужчина внезапно отпрянул назад, словно пытаясь спрятаться. Высокомерие его исчезло. Он весь как-то обмяк и поник. Люди под навесом увидели, что неподалеку прохаживаются какие-то солидные люди — словно собаки, которые что-то вынюхивают. Мужчина в черном свитере как сумасшедший бросился из-под навеса в дождь. Один из тех, кто прохаживался, заметил это и кинулся вдогонку. Его примеру молниеносно последовали остальные. Все они вскоре скрылись из виду.

— Боже милостивый, это был не режиссер…

— Кто же он?

— Наверное, вор.

— Или сбежавший из больницы сумасшедший.

— А может быть, все это — эпизод из фильма?

— Нет, это не киносъемка.

— Но объяснить происходящее можно только киносъемкой.

— Не будем строить предположений.

— А как же прикажете понимать все это?

— Это жизнь, хотя и…

— Мы должны уйти отсюда, не то при расследовании нас привлекут в качестве свидетелей.

— Еще есть надежда во всем разобраться, — сказал кто-то и крикнул полицейскому: — Эй, сержант!

Полицейский обернулся только после четвертого окрика. С раздражением взглянул на небо, запахнул плащ и быстро направился к навесу.