Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

Во всяком случае, так они верили в своем безумии.

— А почему нет? — спросила Ангел. — Рам может отвезти нас туда. Как на экскурсию. Другие же люди посещают Парки Наследия, так почему нельзя нам?

— Я тебе объясню почему, — сказала леди Райс. — Потому что это разобьет мне сердце. Потому что я все еще мучаюсь от унижения и стыда; и предпочитаю не думать об этом. Я отвергнутая женщина. Я была хозяйкой Райс-Корта, а теперь ты хочешь, чтобы я посетила Аттракционы, точно туристка? Никогда.

— По-моему, вполне можно съездить, — сказала Анджелика. — Я могла бы навестить мою мать. Собственно, давно пора. С Эдвином мы постараемся не встречаться, и вообще.

— О нет! — сказала Джелли с едким сарказмом. — Конечно, нет.

— Так ведь все это давно позади, — сказала Анджелика.

— Если бы мы надели парик, — сказала Джелли, — то могли бы посмотреть на него, а он нас не узнал бы. Пожалуй, мы поехать можем. Но только переодетыми.

— Он бы нас все равно не узнал, — сказала леди Райс и расплакалась, чего с ней давно не случалось. И больше она не сидела часами на краю кровати, глядя в пространство, настолько поглощенная своими горестями, что не испытывала скуки. Так часто сидят оглушенные, обездоленные, преданные — руки опущены, кисти бессильно свисают, рот чуть приоткрыт, будто они в трансе.

— Здорово! — завопила Ангел. — Три против одной! Едем. В следующий же раз, как позвонит Рам…

И в следующую же субботу Ангел на углу поджидала Рама, облаченная в клевые шмотки — иными словами, слои темной ткани, перемежающиеся обрывками кружев, мужские носки, тяжелые ботинки, купленные на рынке в киоске подержанных вещей. Тугой атласный жилетик под рваной кожаной курткой сжимал и приподнимал ее груди.

Сверкающий «вольво» Рама свернул на Дэвис-стрит. А вот и его клиентка прислоняется к фонарному столбу и пускает в воздух клубы дыма, точно Марлен Дитрих. Машина затормозила и остановилась на линии «стоянка запрещена».

— Это что, мода такая? — спросил он. — Или камуфляж?

— Не то и не другое, — сказала Ангел.

Он распахнул перед ней дверцу. На нем вместо шоферской формы был костюм. Прохожие таращили на них глаза.

— Мне нравятся многоликие женщины, — сказал он, когда они повернули на север. — Ни для кого другого я бы этого не сделал. По субботам я играю в футбол.

— Женщины не склонны ограничиваться одной личностью, — сказала Ангел, — даже в самые благополучные времена. А с мужчин хватает одной.

— Все твои мне нравятся, — рискнул он сказать, хотя она не поощряла такие душевные интимности. Ее интересовало только его тело. И он удовольствовался тем, что сказал, будь он на ее месте, так не поехал бы повидать экс-мужа в таком виде, а она сказала, что в этом случае очень удачно, что он не на ее месте, и они замолчали. А когда у бензоколонки Ангел пригласила его присоединиться к ней на заднем сиденье, он отказался — очень тактично. Она явно находилась в стрессовом состоянии. Он прежде нередко замечал в зеркале заднего вида, как она жестикулировала, шевелила губами, что-то бормотала, а иногда хлопала себя по запястью, хотя последнее время это случалось гораздо реже. Она говорила с ним разными голосами, отдавала противоречивые распоряжения. Он сообразил, правда, совсем недавно — а до этого такие моменты очень его пугали, — что их было четыре. Начала все Ангел, но теперь он предпочитал Анджелику — она предоставляла ему больше времени для накопления и выражения простой нежности. Хотя мгновенный энтузиазм Ангел, ее мгновенная реакция оказывались, бесспорно, очень полезными, когда времени бывало в обрез, а их уединение — сомнительным. Ему не нравилось оставлять женщину неудовлетворенной, а от того факта, что с Анджеликой так случалось часто, уйти было некуда, пусть она и клялась, что совсем не в претензии. Джелли вызывала грешное, пьянящее возбуждение, и он не спал ночами, мечтая о ней. Леди Райс требовала заверений в любви, и он ее заверял — лживо. Но ведь и она лгала. «Я люблю тебя», — твердила она мечтательно и маниакально, но, казалось ему, это стало бы правдой, только если бы он так или иначе причинил ей боль. Предлагая четвертушку своего «я», какое вы имеете право ожидать, что вам в ответ предложат «я» целиком? Его клиентка могла распоряжаться его телом — и все. Да и то, если не угрожала учудить что-нибудь. Но он тем не менее считал ее своей подружкой и другой не обзаводился. У него развился вкус к многослойности. А девочки эти часто казались до нелепости самостоятельными.