Фэй Уэлдон - Расщепление. Беда

— С вашего позволения, — сказал доктор Мак-Грегор, — поскольку нам предписано пользоваться, где возможно, приемами нетрадиционной медицины, чтобы не тратиться на дорогие лекарства, мы теперь попробуем применить гипнотерапию. К нам совсем недавно поступил на работу очень приятный молодой человек по имени Питер. Я его к вам направлю.

— Гипноз! — промолвила Анетта, и прибор, показывающий ее кровяное давление, сразу запищал. Доктор Мак-Грегор отключил его.

— Н у-с? Как прошел сеанс? — спросил доктор Мак-Грегор назавтра во время утреннего обхода. — Не совсем удачно, как я слышал?

— Вот, возьмите и прокрутите пленку, — ответила Анетта, пряча лицо в подушку, — если вы интересуетесь на самом деле, а не просто из вежливости. Там все записано.

Доктор Мак-Грегор унес пленку.

— Э тот Питер — периферийный человек, худощавый и милый, у него шапка шелковистых кудрявых каштановых волос и детское лицо. Он оказался, как я и опасалась, тем самым Питером, Питером Паном, Паном — Козьим Богом. В мою голову забралась Рея. Поэтому я ждала, что он достанет дудочку и примется играть, и взглянула вниз: нет ли у него на ногах раздвоенных копыт? Копыт не оказалось, он был обут в коричневые туфли, изношенные, но начищенные до блеска. Так что вернее всего он все-таки Питер Пан. Он попросил позволения ввести меня в легкую гипнотическую дрему, тогда он определит место психологической травмы, которая накачивает в мои жилы кровь, и у меня от этого постоянно высокое давление. Такой диагноз показался мне сомнительным, и я поинтересовалась, есть ли у него медицинское образование, и он сказал, что нет, но он проходил в колледже психологию и обнаружил, что у него есть гипнотический дар. Очень многие признанные специалисты теперь рассматривают различные болезни как проявление внутренних душевных неурядиц — для тиков, заиканий и пагубных пристрастий это всегда было очевидно, — и гипнотерапия показала себя действенным, недорогим и нетоксичным средством лечения ряда недугов, в особенности гипертонии. Тогда я спросила у него, что он будет делать с моей психологической травмой, когда нащупает ее, и он ответил, что, если условия позволят, он подменит память о ней и она перестанет оказывать травматическое действие.

«Р асскажи еще, Питер, — попросила я. — Рассказывай дальше».

Я припомнила, как Спайсер все переиначил в своей памяти про сандвичи с беконом, а Питер сказал, что в Штатах подмена памяти считается вполне допустимым методом, хотя в Европе он все еще рассматривается как неэтичный. Мне повезло, что в больнице, где я лежу, работает медицинская бригада, выписанная из Америки, и если метод оказался действенным, здесь не доискиваются, почему именно он сработал и каким образом. А как, поинтересовалась я, он определяет место травмы?

«Травматическое воспоминание, — ответил Питер, — находят посредством отсылки пациента, например, жертвы детского насилия, ко времени, когда над ним было совершено само это травматическое действие, пациент переживает все заново, и при этом его как бы перенастраивают, внушают, что испытанные им страх, отвращение и чувство вины беспочвенны, подкрепляют сопутствующие эмоции привязанности, зависимости и благодарности, даже внушают их, если они отсутствуют. Потом воспоминание в преобразованном, очищенном виде снова закладывают в сознание взрослого как вполне терпимую вещь, неприятную, может быть, но уже не травматическую. Очень многие душевные расстройства поддаются дешевому и быстрому излечению методом подмены памяти через гипнотерапию».

Я только передаю, что рассказал мне Питер Пан, хотя и верится с трудом. Один какой-то эпизод — еще куда ни шло, но неужели можно изгнать из памяти все детское горе целиком, просто-напросто уговорив жертву забыть? И воспоминание никогда не прорвется наружу сквозь оболочку забвения? Не подскажут знакомые пятна на старых обоях? Я спросила, а можно ли счастливые воспоминания подменить горькими, преобразить радостную поездку к морю в жуткую историю, приятную сексуальную память переделать в нечто тягостное, мучительное — пересоздавая прошлое, настроить жену против мужа, мужа против жены? Он сказал, да, конечно, почему бы нет, но только кому это надо?

«Это относится ко всем? — спросила я. — Можно загипнотизировать любого человека?»

Он ответил, что на сто человек, может быть, найдется один неподдающийся. А вообще что же, девяносто девять женщин из ста можно уложить к себе в постель, просто внушив им, что ты — самый привлекательный мужчина на всем белом свете? И Питер подтвердил, что да, в огромном большинстве случаев, ну, скажем, в восьмидесяти случаях на сотню. Однако сам он, по его словам, хоть и бывал соблазн, ни за что так не поступит. Общеизвестно, что человека невозможно заставить поступать в гипнотическом состоянии против его совести, он сразу выйдет из гипноза. Но любой умелый гипнотизер сумеет при желании исказить перспективу, в которой действует совесть, — самый кроткий человек пойдет рубить дверь топором, если ему внушить, что за дверью погибает ребенок, честнейший из честных согласится ограбить банк, надо только убедить его, что иначе погибнет вся страна. По-настоящему верная жена может очутиться в таком положении, из которого единственный выход — неверность, скажем, если гипнотизер — начальник полиции и ее мужа сейчас начнут пытать, что в таком случае остается любящей жене, как не уступить начальнику полиции ради спасения мужа?