— Может, она чуть-чуть и «другого сословия», — сказала Вентура мужу, — но, во всяком случае, она здешняя и, во всяком случае, она рядом. — В отличие, как подразумевалось, от старших братьев Эдвина, близнецов, которые попросту сбежали от всей коуортовской шатии-братии.
Лорд Коуорт относительно недавно нашел пояс своего халата, и халат, если теперь иногда и распахивался, то обнажал тощие части, слегка утратившие худобу, и мясистые части, чуть менее безобразные.
Как-то раз Эдвин и Анджелика лежали на солнышке среди травы на пригорке, где согласно легенде Кромвель, лорд-протектор, собственноручно рубил майский шест. Предок лорда Коуорта, друг Кромвеля, обладал аскетической натурой и едким характером скупца. Он приветствовал круглоголовых и политику человека толпы. А его потомки специализировались на буйном распутстве, всяческих эксцессах и драматичных выходках, словно стараясь компенсировать подленькую скаредность человека, который положил основу их богатству, своими руками сбривая локоны сторонников короля, своих соседей, и захватывая их поместья.
И пока сэр Эдвин и леди Райс лежали в траве — рука в руке, тело касается тела, — они заметили, как на трубу спорхнула птица. И они увидели, как эрецированный кирпичный фаллос рассыпался и проломил черепичную крышу, услышали, как обломки с грохотом провалились сквозь чердачный пол, пронизали пол спальни и рухнули в библиотеку под ней, а из открытых окон с рамами в частых переплетах выплыло облако пыли и рассеялось в солнечном воздухе. Вот из таких событий слагаются воспоминания о годах, прожитых в браке. Прах праху.
— Райс-Корт требует денег, милый, — сказала Вентура мужу, — и не теоретически, а практически; кирпичик за кирпичиком, а не деловой проспект!
И ее муж поговорил с Робертом Джеллико, который выделил для этой цели полмиллиона фунтов. Падение трубы впечатлило всех. Еще полмиллиона, было дано понять, воспоследуют, когда Анджелика произведет на свет ребенка.
— Я даже понятия не имела, — удрученно сказала Анджелика, пока Эдвин денно и нощно старался оплодотворить ее (к этому времени мысль о младенчике абсолютно перестала ее прельщать), — что еще остались такие семьи! Твой отец в здравом уме даже хуже, чем свихнутый.
— Титулы, — сказал Эдвин, пока его массивная утешительная фигура колыхалась над ней, — даром не даются. — И Анджелика засмеялась, но ей стало больно. Эдвин делает это ради денег, а не ради любви? Ради Райс-Корта, а не ради нее?
Если Эдвин хочет ребенка для своей семьи, а не для нее, не как триумф их любви, тогда — все: она предпочтет вовсе не рожать наследника, во всяком случае, не сейчас. Лучше жить в увитом розами коттеджике, пусть самом скромном, но до краев полном семейной любви, и чтобы детишки, плоды этой любви, льнули к ее коленям, чем жить в особняке, иметь нянь и рожать, потому что от тебя этого ждут, для продолжения рода, в интересах семейства, которое без всяких оснований считает себя выше других, и тем более что род этот, насколько могла судить Анджелика, был теперь связан не столько с землей, сколько с коммерцией. А что, если младенчик унаследует безумие деда? Алкоголизм бабушки, лень отца? Она нежно любила Эдвина, но он, бесспорно, был лентяем. И ведь дальние предки Райсов были баронами-разбойниками, организованными преступниками средневековья. Чем больше она над этим размышляла, тем хуже все выглядело. Ее семье могла быть свойственна некоторая эксцентричность, но, конечно же, в пределах Заурядной порядочности — о людях скромного положения можно со всей правдивостью сказать, что они старались быть хорошими, хотя бы из-за недостатка энергии вести себя иначе. Семье Райсов не составляло труда быть плохими.
Если бы Эдвин хоть как-то показал, что хочет ребенка ради своей жены, нашептывал голос в голове Анджелики, или — что еще лучше — видел бы в ребенке естественный результат великой, непреходящей любви, без сомнения, волна ответного желания быстро смыла бы эти сомнения, но до тех пор, пока это не произойдет, пока Эдвин немножечко не повзрослеет и не перестанет изо всех сил стараться умиротворять свою жуткую семейку, потакать ей, Анджелика не считала нужным рисковать переменой в своем положении, сопряженном с рождением ребенка.
«Лучше и безопаснее быть женой, в которую Эдвин безумно влюблен, — думала она просыпаясь, — чем «матерью ребенка Райса». На протяжении истории сколько таких матерей толкали спиваться, или сбрасывали с лестниц, или замуровывали в стенах, или попросту оставляли жить в полном небрежении, едва они выполняли свое назначение! Чтобы заткнуть им рот, им разрешали надеть их тиары, а затем предъявляли их на коронациях, королевских похоронах или парадах победы, но и только.
Читать дальше