Марк Ламброн - Странники в ночи

Идя по улице Бишоне, я увидел афишу, объявлявшую о гастролях одного маленького цирка. Афиша бьь ла яркая и наивная, как детская книжка с картинками. Дрессированные собачки прыгали через кольцо, силач жонглировал булавами, гимнаст висел на трапеции. На переднем плане гадалка в цыганском наряде, в головной повязке, усеянной звездами, склонилась над картами таро. Эта фигура стояла у меня перед глазами, пока я шел к машине. Она разбередила воспоминания.

Я вспомнил предсказательницу из Шолона.

Это было в Сайгоне, в 1953 году. В тот день ближе к вечеру Джеймс Паркер, попивая пэдди-соду, сказал мне:

— Тебе бы надо посоветоваться с предсказательницей из Шолона.

Я пожал плечами. Гадалки, ясновидящие, колдуны — в китайском пригороде Сайгона этого добра было предостаточно. Видя мое недоверие, Паркер добавил:

— Это настоящая предсказательница. Она там одна такая. Мадам Туи.

Джеймс Паркер работал корреспондентом журнала «Тайм» в Сайгоне. Он был десятью годами старше меня.

— Тогда поедем к ней прямо сегодня, — предложил я.

— Ладно, — согласился Паркер.

Мы сидели в баре отеля «Театр», на террасе. Здесь было не так людно, как напротив, в баре отеля «Континенталь», и считалось, что это заведение — штаб-квартира корсиканской мафии в Индокитае. Впрочем, это было сильно преувеличено. Просто в «Театре» собирались старые корсиканцы, пристрастившиеся к опиуму, унтер-офицеры, имевшие слабость к хорошеньким вьетнамкам, таксисты без счетчика, но в основном — короли валютного рынка, владельцы борделей, торговцы старым оружием и тайные комиссионеры при правительстве Бао Дая.

Джеймс Паркер носил обычно льняной пиджак с полосатым галстуком. Он был сам себе хозяин, подчинялся только главному редактору, и работа его заключалась в том, чтобы наблюдать за агонией французского владычества в Индокитае. С беспощадной прямотой рассказывал он на страницах «Тайм» о драматических событиях, которые в парижских газетах подавались в сильно приглаженном и смягченном виде. В октябре прошлого года Вьетминь начал наступление в Таиланде. Взятие Нгиа Ло, бои за На Сам, победоносные операции в Лаосе — казалось, удача на стороне Во Нгуен Зиапа, даже когда он в тактических целях отводит войска. Правда, в июле парашютисты генерала Наварра заняли долину Лангсон: как говорили, успех операции объяснялся тем, что ее не согласовывали с Парижем.

Но это уже помочь не могло. Дела шли все хуже и хуже. Агенты, возвращавшиеся с вражеской территории, описывали одну и ту же картину, похожую на кошмар: искореженные танки, опрокинутые локомотивы, горящие деревни — и среди всего этого с наступлением темноты вдруг появляется колонна советских грузовиков с потушенными фарами, двигающаяся по дороге, которую успели восстановить тысячи невидимых рук. Пока в Сайгоне пьянствовали и прожигали жизнь, Вьетминь бросал в атаку элитные дивизии, а за ними Шла огромная армия, умевшая проложить себе путь по выжженной земле. Нередко в деревнях находили тела казненных предателей — без головы, с исколотым шипами лицом, изувеченными половыми органами. В этом индокитайском побоище было что-то похожее на последнюю войну карфагенян: крики размалеванных воинов, рукопашный бой, жертвоприношения, отравленные стрелы горцев. Мне тогда исполнилось двадцать два. Не самые благоприятные обстоятельства для начала карьеры.

В 1953 году по пути в Сайгон я сделал остановку в Гонконге. Меня пригласил на ужин помощник Франсиса Лара, корреспондента «Франс Пресс» в этой британской колонии. Его звали Пьер Бертекур, он родился и вырос в одиннадцатом округе Парижа. Он без конца проигрывал пластинки Чарли Паркера на старом граммофоне. В какой-то момент, понизив голос, он спросил:

— Вы что, собираетесь остаться в Сайгоне?

— Да, на некоторое время.

Он пожал плечами.

— Конечно, — сказал он, — там есть наемные партнерши в дансингах. Полуночные цветы в платьях с разрезами. Разборчивые, капризные. Но все-таки…

В комнате пахло лимоном и газетной бумагой.

— Что «все-таки»?

Он опять пожал плечами.

— Но все-таки, — медленно повторил он, — это большая куча дерьма!

Он не солгал. Из моего окна в отеле «Континенталь», где номер стоил тридцать пиастров в сутки, я смотрел на Сайгон, как смотрят на берег с потерпевшего крушение корабля. В струю воздуха, разгоняемого вентилятором, все время затягивало мелких желтых насекомых. С людьми происходило примерно то же самое. Одним из наиболее процветающих предприятий в городе была фирма «Тоби»: она изготавливала цинковые гробы для возвращения тел на родину.