Дерек Джармен - Хрома. Книга о цвете

Но это красное, лежащее в основе фиолетового, должно быть холодным. Следовательно, фиолетовый – это холодный красный, как в физическом, так и в духовном смысле.

Христианский фиолетовый, временная смерть мира.

Адриана Лекуврёр была убита ревнивой любовницей при помощи букета отравленных фиалок.

Черная магия. О mia anima nera

О, черная душа моя! Смерть шлет Герольда днесь – недуг; ты – как изгой [107].

Черный бархат запечатлевает бесконечность на пленке, без формы и без границ, черный без конца, притаившийся за голубым небом. В черном есть душа, и, как утверждает Эд Рейнхардт в «The Quintessential Master of Black…» он отменяет незначительную случайность и романтику окрашенной поверхности. Цвет пуритан, черный, как одежда амстердамских бюргеров семнадцатого века.

Черный как священник. Черное от злобы сердце.

Блестящий черный викторианских дам в трауре.

За галактиками лежит первозданная тьма, из которой сияют звезды. Бывают зеленые звезды и красные гиганты. Бетельгейзе – красная звезда, а бывают и голубые, такие, как Ригель. Их цвет многое может нам рассказать: водород – красный, а натрий – оранжевый.

Ты располагаешь цвета друг напротив друга, и они поют. Не в хоре, а как солисты. Что есть цвет музыки сфер, как не эхо спектра Большого взрыва, повторяющегося вновь и вновь?

В те дни когда я пишу эти строки, космический телескоп Хаббл сфотографировал самый край Вселенной. Начало времен. Миры, чей свет летел до нас больше времени, чем существует сама Земля. Притаившиеся черные дыры, в которых времени, пространства и измерений больше не существует.

Будет ли эхо моего голоса звучать до конца времен? На своем вечном пути в пустоту?

Безнадежен ли черный? Но разве любая темная грозовая туча не отливает серебром? В черном есть возможность надежды.

Всеобъемлющий сон в объятиях черноты. Уютная теплая чернота. Нет, не холодная чернота, а чернота, на фоне которой радуга сияет как звезды. Ее замечательно описал Овидий в «Метаморфозах»:

…и в покров облекается тысячецветный

Вестница и, небеса обозначив округлой дугою,

В скрытый под скалами дом отлетела царя сновидений.

Близ Киммерийской земли, в отдаленье немалом, пещера

Есть, углубленье в горе, – неподвижного Сна там покои.

Не достигает туда, ни всходя, ни взойдя, ни спускаясь,

Солнце от века лучом: облака и туманы в смешенье

Там испаряет земля, там смутные сумерки вечно.

Песней своей никогда там птица дозорная с гребнем

Не вызывает Зарю; тишину голоса не смущают

Там ни собак, ни гусей, умом собак превзошедших.

Там ни скотина, ни зверь, ни под ветреным веяньем ветви

Звука не могут издать, людских там не слышится споров.

Полный покой там царит. Лишь внизу из скалы вытекает

Влаги летейской родник; спадает он с рокотом тихим,

И приглашают ко сну журчащие в камешках струи.

Возле дверей у пещеры цветут в изобилии маки;

Травы растут без числа, в молоке у которых сбирает

Дрему росистая ночь и кропит потемневшие земли.

Двери, которая скрип издавала б, на петлях вращаясь,

В доме во всем не найти; и сторожа нет у порога.

Посередине кровать на эбеновых ножках с пуховым

Ложем, – неявственен цвет у него и покров его темен.

Там почивает сам бог, распростертый в томлении тела.

И, окружив божество, подражая обличиям разным,

Все сновиденья лежат, и столько их, сколько колосьев

На поле, листьев в лесу иль песка, нанесенного морем [108].

В Покоях Сна не бывает дождя. Освещала ли Ирида свой путь во тьме? Видел ли Морфей на своем ложе во сне радугу?

Черный безграничен, в темноте разыгрывается воображение. На протяжении ночи яркие сны сменяют друг друга. Летучие мыши Гойи с лицами гоблинов хихикают в темноте.

В огне черного угля живет дух сказаний. Дрожащие алые и голубые язычки пламени. Именно вокруг огня рассказывали свои истории мужчины и женщины черными ночами.

Черные шабаши.

Огонь догорел, очаг заколочен досками, пришло телевидение. Электронные средства массовой информации украли у нас рассказы и дали взамен бесконечные повторы. Это не они воспевают черное, а вы.

Маленький трубочист мог бы принести удачу, со своим черным лицом на свадьбе, но он был замучен. Его локти и колени ободраны под задубевшей от уксуса тканью. Он умер молодым. Из-за копоти его легкие поражены раком. Дымоходы Букингемского дворца были ужаснее всего, их трубы изгибались подобно букве N – вверх, вниз и снова вверх, прежде чем выйти на свет. Удача нелегко дается карабкающимся мальчикам. Но волнует ли это мир джентльменов в черных цилиндрах с черными зонтиками?