Ирина Левитес - Аня

— Вот хорошо-то как, Ларисочка в гости пришла, красавица, умница, дай я на тебя посмотрю, ты поправилась немного, что ли, нет, не поправилась, мне показалось, а какой на тебе свитерочек хорошенький, наверное, не дешевый, а сколько стоит, но ты можешь себе позволить, уже выучилась, в больнице-то хорошо платят, кушайте грибочки, они хорошо получились в этот раз, дробненькие, я вот Анечке говорю — учись, а она все тянет, теперь вот ребеночек родится, не до учения будет, а надо было раньше думать, что это медсестра за работа такая, прямо сказать кому стыдно, ну ладно, чего уж там, а все-таки жалко, зря только время тратит на книжки свои, и дорогие они, прямо кошмар, я вот специально посмотрела…

В этот раз Александра Ивановна была одна, без нового мужа, оставленного дома на диване. Зачем он ей понадобился в принципе, было до сих пор непонятно, ведь, кроме дополнительных хлопот, никаких льгот не давал своей обладательнице. Но понадобился — и все тут. Ей было необходимо кого-то опекать, а главное — кормить. Плюс иметь статус замужней женщины, что повышало ее престиж в глазах окружающих. О том, что ее невидимый «коммерческий директор» все-таки существует, она постоянно напоминала якобы брошенными вскользь, но произносящимися с гордостью фразами. Аня иногда с иронией думала, что новый родственник с успехом выполняет функции комнатной собачки: есть кого кормить, выгуливать и целовать в мордочку.

Семейный ужин позванивал вилками, постукивал ножами, побулькивал графинчиком, а Александра Ивановна, завладев вниманием аудитории, успевала пить-есть-говорить.

— Ой, Ларисочка, ты мне как доктор скажи, чего это у меня движения такие плавные стали, это оттого, что у меня ванна маленькая, а я ведь недавно из отпуска вернулась, двадцать лет никуда не выбиралась, а на кого я дачу оставлю, без заготовок разве можно, но дети уговорили, и правда, в марте-то какая дача, еще снег лежит у нас в низинке-то, я к сестре поехала, в Тверь, это раньше Калинин был, а теперь Тверь, по-новому назвали, с чего бы это, а там так хорошо люди живут, вы не поверите, у них все есть, а на каждом углу пуховые одеяла продают!

Лариса фыркнула от неожиданности и закашлялась, а младшие Мельниковы, уже не раз слушавшие интермедию про пуховые одеяла и даже одаренные ими в качестве сувенира, привезенного дорогой мамой из отпуска, только переглянулись.

— Одеяла — это показатель уровня благосостояния нашего народа? — выпалила Лариса, но Александра Ивановна, не уловив иронии, продолжила разматывать клубок фраз, найдя в невесткиной подружке благодарную слушательницу, и в порыве вдохновения принялась умолять Лариску приходить в гости как можно чаще, не стесняясь, по-родственному, можно и на дачке поотдыхать, у них летом на дачке хорошо, растут и лук, и укроп, и редиска, и клубника…

«И пуховые одеяла», — хмуро подумала Аня.

После ужина перебрались в «зал» смотреть телевизор. Аня неспешно перемыла посуду, а потом присоединилась к остальным, уютно умостившись в углу дивана. Поясница ныла в последнее время все сильнее, особенно к вечеру, хотя до родов было еще далеко. Она впервые поняла маму, постоянно вспоминавшую про свою спину. Хорошо, что хотя бы тошнить по утрам перестало. А эту зудящую боль она уже научилась превозмогать, со страхом ожидая предстоящую, неотвратимо приближающуюся с каждым днем. Но с мрачной решимостью настроилась вытерпеть все, стиснув зубы, потому что считала: за ребенка надо заплатить самой дорогой ценой. Ценой страданий — и это правильно, потому что если бы дети легко падали в руки, как спелые яблоки с обремененных ветвей, ими бы никто не дорожил. Могли бы и отбросить в сторону за ненадобностью, лениво поворачивая, рассматривая то так, то эдак — нет, не годится: тут вот пятнышко подозрительное, тут червоточинка…

— Эй! Ты где? — вернул ее в комнату голос мужа, донесшийся издалека, из далекого далека.

— Я тут. Новости смотрю, — встрепенулась Аня.

Она всегда смущалась в подобные минуты, будто ее поймали за непристойным занятием, и поначалу виновато оправдывалась, а потом научилась лукавить, чуть-чуть, совсем немного цепляясь краешком отлетевшего сознания за реальность. Леня хорошо знал этот отрешенно-отсутствующий взгляд. Эти провалы в неизвестность долго тревожили, а потом стали просто злить: кто знает, где ее носит, а главное — с кем? Наверняка с каким-нибудь бойфрендом. Лариска как-то намекала, таинственно отводя взгляд и многозначительно поджимая губы, на бывшего одноклассника со звериной фамилией. Зайцев? Барсуков? Черт его знает! Леня ревновал и старался подловить Анну, поймать и вернуть.