Ирина Левитес - Аня

Ночи напролет бродили они по пустым гулким улицам. В палисадниках цвела сирень. Не акация, а сирень. Витя легко перемахивал низкий штакетник, ломал упругие ветви и осыпал ее охапками — сиреневыми, белыми, лиловыми. А потом они при танцующем свете уличного фонаря искали цветы с пятью лепестками — приносящие счастье. Витя находил быстрее и отдавал свое счастье ей…

Казалось, что все впереди — любовь, радость, надежда. И она целую вечность будет засыпать на любимом плече и просыпаться от поцелуев. Куда это ушло? Треснуло, разбилось хрупкое счастье, пролетело мимо, растаяло…

Как мама чудесно поет… Почти забыт ее прозрачно-хрустальный голос. «Только зима да метель эта белая…».

Осыпаются белые цветы акации, летят, подхваченные ветром, вихрятся за окном, замерзают снежинками, падают мокрыми хлопьями, укрывают белоснежным одеялом серые истоптанные тропинки, черные голые деревья, мокрые брошенные скамейки, хлюпающую грязь на мостовой, летящую из-под колес красных «Жигулей».

В холле второго этажа было душно. Сотрудники поликлиники — от главврача до санитарок — организованно сосредоточились гудящим ульем, сидя на стульях, принесенных из кабинетов. Те, что помоложе и повеселее, вольно устроились на подоконниках, бравируя свободой от былых условностей, утративших прежнюю неоспоримую власть.

Собрания проводились постоянно, заполняя вечера после окончания рабочего дня.

— Не все спокойно в Датском королевстве, — с таинственной улыбкой, обозначающей мудрое понимание бурлящих событий, сообщил один из главных представителей оппозиции, Ефим Маркович, пожилой терапевт, ранее тихий и незаметный, а ныне взобравшийся на край кипящего страстями котла пламенный трибун, наотмашь разящий сарказмом. В нем неожиданно открылся дар оратора, увлекающего народные массы на баррикады. Начало его речи вызвало одобрение в виде неорганизованных локальных аплодисментов и выкриков с мест.

— Да, не все спокойно в Датском королевстве, — ободренный поддержкой, повторил Ефим Маркович. — Позвольте поинтересоваться весьма любопытными фактами. Весьма любопытными!

Он сделал интригующую паузу, укоризненно качая головой и поводя из стороны в сторону указательным пальцем, грозящим вывести на чистую воду этих махинаторов, которые, используя служебное положение, нагло обманывают доверчивых подчиненных, а сами думают лишь о собственной выгоде.

— Так вот. Позвольте поинтересоваться следующими моментами: а) куда ушла гуманитарная помощь в виде одноразовых шприцев, бинтов и ваты, лекарственных препаратов и! — пауза продуманно затянулась, нагнетая эффект: — и! спирта в количестве десяти литров?

— Позвольте! — вскочил с места разгневанный главврач.

— Не позволим! — запротестовали лидеры помельче, соратники и сподвижники Ефима Марковича, подпирающие стенку за спинами сидящих.

— Пусть говорит!

— Говорите, Ефим Маркович!

— Далее, — продолжил оратор. — Далее: б) до каких пор коллективу будут задерживать зарплату? Тише, тише! Это вам говорят, что нет финансирования. А, по моим сведениям, ваши денежки, уважаемые коллеги, просто крутят. Именно! Отдают банку под проценты. А проценты куда? — Ефим Маркович понизил голос до трагического шепота. — А проценты — себе в карман! А это суммы немалые.

— Ничего себе! Мне ребенка кормить нечем!

— Безобразие!

— Это произвол!

— Надо объявить забастовку!

— Нет, лучше голодовку!

— Нет, забастовку вместе с голодовкой!

— Позвольте! — опять попытался взять слово главврач, но его голос утонул в шуме.

— И, наконец, в), — вновь завладел аудиторией Ефим Маркович. — Напрашивается вопрос: а не переизбрать ли нам руководство?

— Правильно! Пусть Ефим Маркович будет главным!

— Да! Давайте переизбирать!

— Давайте проголосуем!

— Теперь не прежние времена! У нас — демократия!

— А почему именно Ефима Марковича? Есть другие кандидатуры, более достойные!

— Николая Петровича!

— Ольгу Александровну!

— Надо объявить тайное голосование!

— Да вы что? Только Ефима Марковича!

— Спокойствие! — Ефим Маркович скромно откашлялся. — Я, конечно, благодарю за оказанное мне доверие, но для меня это такая неожиданность…