Пол Бейти - Черный кандидат

Они со Спенсером ехали по Сент-Марк-плейс, пока Уинстон не нашел, что искал: уличного продавца черно-белых фотографий актеров, музыкантов и спортсменов.

– Эта почем? – спросил Уинстон, указывая на фото Майкла Джексона.

– Семь долларов.

– А есть, где он еще чернокожий, с носом и афро?

– Есть. Отдам за доллар.

– Принц?

– Пять долларов.

– Тодд Бриджес?

– Пятьдесят центов. Еще дам Гэри Коулмана. Бесплатно. Эм-Си Хаммера надо? Арсенио Холла?

Уинстон накупил снимков на двадцать долларов, в основном телезвезд и исполнителей ритм-н-блюза, гремевших в восьмидесятые и девяностые. Еще три доллара он отдал за Дензела Вашингтона. Потом купил ролик скотча и попросил Спенсера отвезти его в Нью-Джерси.

– А что в Нью-Джерси?

– Моя сестра.

– Я и не знал, что у тебя есть сестра.

– И есть, и нет…

Они ехали к кладбищу Эвергрин под «Величайшие хиты Америки», Уинстон безотчетно кивал и стучал пальцами в ритм припева «Лошади без имени».

Кладбище соседствовало с полем для гольфа. Бренду похоронили в северо-западном углу, недалеко от кованой ограды, и камень на ее могиле был выщерблен шальными попаданиями мячей. Борзый встал у камня на колени, чтобы куском коры счистить с него птичий помет. Вынул стопку фотографий, маркер и принялся подделывать автографы полузабытых героев сестриной юности. Иногда, чтобы усилить эффект, он подписывал карточки левой рукой.

Бренде

R.A.W.

Кул Мо Ди

Бренда,

Paz Mamacita! Feliz Navidad!

Los chicos de Menudo

Бренде,

моей главной поклоннице.

Спасибо.

С любовью,

Дензел Вашингтон.

Прилепив скотчем фотографии к камню, Борзый выкопал пальцем в могильном холмике небольшую лунку. Он скатал в трубочку стодолларовую купюру, опустил ее в отверстие и прикрыл землей.

– Одна для меня, одна для тебя, – сказал он, поцеловав надгробие.

Когда он поднялся, чтобы уйти, за оградой, на поле, появилась четверка черных гольфистов. Они громко переговаривались, отправляя мячи куда-то вдаль. Что это за ниггеры? – подумал Уинстон, когда еще четверо чернокожих поднялись на холм в поисках потерянных мячей. Перечитав надпись на камне, Уинстон поймал себя на необычной отрезвляющей мысли. Он хотел бы, чтобы Джорди вырос таким, как эти гольфисты: успешным, беззаботным, независимым жителем пригорода – именно таким черным, которых Уинстон терпеть не мог. Осторожно, словно снимая пластырь с незажившего волдыря, он снял с надгробия Бренды фото Дензела Вашингтона и порвал его в клочья.

Через два часа Уинстон отыскал Иоланду – в зале игровых автоматов на углу. Спенсер уехал, а Борзый минут пять стоял, прислонившись к столбу, и следил за битвой жены с компьютерным злодеем. На ее невезучего противника обрушился ураган ударов и пинков, потом боец Иоланды схватил визави за нос и сорвал кожу с его тела с легкостью фокусника, сдергивающего шелковое покрывало с загадочного сундука. Горгулья рухнула на землю грудой мышц и костей.

Наблюдая исподтишка, он ощутил слегка извращенное удовлетворение, примерно как заводчик, призовая кобыла которого несется по дорожке ипподрома. Когда Иоланда только переселилась в его квартиру, Уинстон ревновал ее ко всему, что движется, ходил по пятам, следил из-за припаркованных вторым рядом машин, подслушивал ее разговоры, насколько хватало его способностей читать по губам.

Однажды Кобель Хэм, местный дамский угодник, выскочил из парикмахерской Дэнни, даже не успев снять с шеи полотенце, источая запахи кокосового масла и бриолина.

– Блин, ну ты и красавица!

Уинстон, сжав до хруста кулаки, скрылся за микроавтобусом, готовый выскочить при первом же поцелуе в шею или благосклонном рукопожатии.

– Спасибо, – ответила Иоланда, продолжая идти по своим делам.

– Я просто обязан был тебе сказать, такое ты чудо, – заливался Кобель (пробормотав себе под нос: «Бля, я бы тут попасся»).

Уинстон вышел из-за машины, испепеляя Хэма взглядом. Подождав пару секунд, чтобы Иоланда ушла подальше, он прошептал:

– Ниггер, если еще раз…

Кобель Хэм запустил трясущиеся руки в карманы:

– Полно тебе, Уинстон, я ж не знал… – Он вытащил сорок долларов и сунул их Уинстону в руку, вернув несуществующий долг. – Не злись, хорошо?

Уинстон рванул за Иоландой, впервые задумавшись, какой одинокой она была в этом районе без него. Семья и друзья из Квинса списали ее со счетов из-за того, что она сошлась с толстым безработным лодырем с преступными наклонностями, а местные женщины ее возраста ее считали чужой. На деньги Кобеля Хэма он купил ей букет стрелиций и накормил ужином – бакальяу с белым рисом.