Пол Бейти - Черный кандидат

– Ребе, вытащи руки из карманов, – шепнул Борзый. – И подними свою чертову голову.

Спенсер повиновался. Шумные юнцы остановились в двух шагах от них – так близко, что он чувствовал холодок от их ледяных взглядов. Уинстон двинулся навстречу, протянул руку и, не сбавляя шага, пожал руку главному гоблину.

Так происходило почти с каждой группой молодежи, которую они встречали: крепкое, но быстрое «фирменное» рукопожатие, мимолетный контакт, который, казалось, не только не заставлял участников остановиться, но, наоборот, ускорял их движение по тротуару.

– Как дела, чувак?

– Идут.

– Ну, будь.

Некоторые рукопожатия заканчивались щелчками пальцев, другие – легким ударом костяшек кулака.

– Мир, бог.

Однажды рукопожатие перешло в сильные, медвежьи объятия. Мужчина, которого Уинстон давно не видел, беспомощно стоял, не в силах пошевелить руками.

– Чувак!

– Мой ниггер! Как поживаешь?

Спенсер спросил чуть позже, почему в этот раз были объятия, а не стандартное приветствие.

– Ребе, этот ниггер может много чего рассказать, но дело в том, что он так глубоко завяз, что не может ничего рассказать.

Спенсер провел с Уинстоном на улицах его родного района не так много времени, чтобы определить, занимается в данный момент Младший брат избирательной кампанией или просто прогуливается. Он знал столько людей! И даже те, кто был слишком занят, чтобы поздороваться, смотрели на него как на знакомого.

– Уинстон, сейчас поздновато об этом говорить, но если бы ты отнесся к выборам серьезно, то, вероятно, выиграл бы их.

Борзый посмотрел на Спенсера как на ненормального. Плюнул на тротуар, поднес ко рту свернутые в трубку вопросы и крикнул в этот импровизированный мегафон двум сестрам, сидевшим на пожарной лестнице на уровне третьего этажа:

– Где ваш братец?

– В «Вагнере»! – крикнула в ответ одна из них.

Борзый обменивался приветствиями и рукопожатиями со многими местными жителями. Как и с простыми числами, чем дальше они шли, тем больше становилась дистанция между людьми, которые удостаивались эмоциональных объятий Уинстона. Между 109-й и 112-й Уинстон схватил в охапку земляков и землячек под номерами 2, 3, 7, 11 и 13, словно потерявшихся и найденных детишек в парке развлечений; номера 23, 29 и 37, стоявшие в очереди перед танцевальным клубом «Ла Бамба» на 115-й стрит, были им раздавлены, как соболезнующие родственники на похоронах. В кафе на 117-й номер 41 и его сестра, номер 43, угодили в объятия Уинстона, как игроки в американский футбол, отмечающие тачдаун на матче Суперкубка. Теперь, на углу 119-й стрит и Второй авеню, Уинстон дотронулся до плеча номера 73.

Рейчел Динкинс была его первой любовью. Его первым поцелуем. Его первым медленным танцем. Его вторым перепихом. Его первым регулярным покупателем наркоты. В старших классах, когда Уинстон и Рейчел были вместе, у нее была завидная фигура, которую Уинстон любил описывать, как «роскошное, темное, упругозадое евангелическое тело». Пристрастие к героину иссушило ее мышцы, как тропическая язва. Теперь она была тоща, как скелет, беременный живот, казалось, составлял половину ее веса.

– Уинстон! – воскликнула Рейчел, разводя костлявые руки для объятий.

Уинстон прижал ее голову к своей груди, уткнувшись подбородком в ее покрытую перхотью макушку. Знакомый запах духов, которыми она пользовалась с седьмого класса, вызвал у него непроизвольный стон. Этот сладкий запах напомнил ему о временах, когда они прогуливали школу и собирались у дома Кевина Колона, попивая вино и слушая романтические баллады Эктора Лаво, в которых он не понимал ни слова.

– Ты же говоришь по-испански, о чем он поет, Рейчел?

Та отрывалась от постановки засосов на его шее и прислушивалась к магнитофону. После нескольких аккордов она ласкала ухо Уинстона своим языком и переводом:

– Он говорит: «На хуй математику, на хуй английский и на хуй меня, прямо сейчас».

– Рейчел! – позвал ее бойфренд, обычный, цельнотелый парень. Он нетерпеливо похлопал в ладоши, как армейский сержант, подбадривающий новобранца на полосе препятствий. – Пошли!

Когда она повернулась, чтобы уйти, Уинстон обхватил ее за талию, отбросил локон с покрытого язвами лица и с чувством поцеловал в щеку.

– Какой срок?

– Семь с половиной.

Ее парень, увидев поцелуй, уже зашагал прочь.

– Давай, сучка, пошли уже!

– Подождешь, придурок!

Рейчел облизнула большой палец и провела им по бровям Уинстона.