Жозе Сарамаго: Странствие слона

А снег все падает, и, да простится нам вульгарность выражения, холод просто собачий. По земле, покрытой треклятым льдом, приходится ступать с тысячей и одной предосторожностью, но, хоть горы еще не кончились, кажется все же, что дыхание стало свободней и легкие, легче справляясь с этим делом, избавились от того непривычного гнета, который спускается с недоступных горных вершин. Ближайший город — Инсбрук, стоящий на берегу реки инн, и, если эрцгерцог еще не отказался от идеи, поведанной управителю в брессаноне, большая часть пути до вены проделана будет на корабле, вниз по течению рек — сперва этого инна, до города пассау, а от него уж — по дунаю, и реки это крупные и полноводные, последняя в особенности. Более чем вероятно, что нам предстоит удовольствие спокойного плавания, столь же спокойного, как те две недели в брессаноне, когда не случилось ровно ничего заслуживающего упоминания, ни единого забавного эпизода, пригодного для пересказа в гостях, ни единой истории с привидениями, предназначенной для внучат, и вот как раз поэтому чувствовали мы себя там редкостно счастливыми, ибо все благополучно добрались до этого amhohenfeld , семья далеко, обязательства отложены, кредиторы скрывают нетерпение, никакое компрометирующее письмо не попало куда не следует, будущее, как говорили и верили древние, принадлежит богам, и будем жить сегодняшним днем, а что там завтра будет — неведомо. Изменение маршрута совершено не по прихоти эрцгерцога, хоть прежде оным маршрутом предусмотрены были два визита, продиктованные столько же учтивостью, сколько и интересами центральноевропейской политики, и первый был нанесен в вассербург герцогу эрнсту баварскому, а второй, более продолжительный,— в мюльдорф, где имел свое местопребывание князь-архиепископ зальцбургский. Возвращаясь к дорогам, скажем, что дорога от инсбрука до вены относительно удобна, без катастрофических орографических происшествий — не в пример альпам — и если и не тянется сплошной прямой линией, то все же с большой степенью вероятия доведет докуда надо. Тем не менее есть в плаванье то преимущество, что реки — вроде как самодвижущиеся пути, своими ногами идут, особенно эти две, с сильным течением. Больше всех выиграет от перемены планов слон сулейман, которому, чтобы напиться, довольно будет подойти к борту, опустить хобот в воду и вдохнуть. Вместе с тем едва ли бы он радовался, если бы знал, что летописец одного городка невдалеке от инсбрука, хронист по имени франц швейгер, напишет в свое время: Максимилиан во славе своей вернулся из испании, и с ним был слон ростом в двенадцать футов, мышастой масти. Да, если бы знал, то, что нам о нем известно, дал бы, можно не сомневаться, отповедь стремительную, прямую и язвительную: Не слон — мышастый, но мышь — слонастая. И добавил бы: Соблюдайте приличия, пожалуйста.

Покачиваясь в такт сулеймановым шагам, фриц счищает налипший на брови снег и думает, как сложится его жизнь в вене, да как сложится, погонщик он есть, погонщиком и будет, и никем иным стать не получится, однако память о времени, проведенном в лиссабоне, когда жил он, всеми забытый после того, как послужил приманкой и утехой всей лиссабонской черни, включая придворных кавалеров, заставляет его спросить себя, неужто и в вене запрут его вместе со слоном в огороженном загоне и оставят гнить. Что-нибудь да произойдет с нами, соломон, произнес он вслух, наше странствие было всего лишь передышкой, а пока радуйся хоть тому, что погонщик субхро вернул тебе твое истинное имя, плохое ли, хорошее, но уж какое есть, станешь жить жизнью, для которой появился на свет и от которой убежать не получится, а вот я не родился же погонщиком, а по правде сказать, никто не рождается погонщиком, пусть даже другая дверь не откроется перед ним за весь отпущенный ему срок жизни, и я, если вдуматься, живу за твой счет, устроившись, как блоха, в складках твоей кожи, а по моим расчетам, помру раньше тебя, люди живут меньше, чем слоны, и вот я спрашиваю себя, что станется с тобой без меня, ну, разумеется, позовут другого погонщика, кто- то ведь должен ходить за сулейманом, может, и сама эрцгерцогиня мария вызовется, это будет даже забавно, дочка карла пятого ходит за слоном, ну или из принцев кто, когда подрастут, но так или иначе твоя будущность, друг мой, устроена, а моя — нет, я — погонщик, приложение к тебе, можно даже сказать — паразит.

Утомленные столь долгой дорогой, мы прибываем в инсбрук в день, отмеченный в католическом календаре как богоявление, а год на дворе у нас — тысяча пятьсот пятьдесят второй. Празднество вышло грандиозное, как и следовало ожидать от первого крупного австрийского города, принимающего у себя эрцгерцога. Не вполне, правда, понятно, предназначены ли эти рукоплескания максимилиану или сулейману, но до этого мало дела будущему императору, ибо для него слон, помимо прочего, есть важнейший политический инструмент, значение коего никогда не будет осквернено нелепой ревностью. И тем, что встречи в вассенбурге и мюльдорфе прошли с таким успехом, максимилиан второй отчасти обязан присутствию животного, до сей поры в австрии не виданного, как если бы он извлек его из небытия на радость своим подданным — от самых ничтожных до важнейших. И заключительная стадия странствия слона являла собой гром непрестанного ликования, как пламя по запальному шнуру, бежавшего из города в город и вдохновлявшего, помимо всего прочего, художников и поэтов, которые повсюду, где караван останавливался, из кожи вон лезли, изощрялись в живописных полотнах и гравюрах, в чеканке памятных медалей, в стихотворных посвящениях вроде тех, которое известный гуманист каспар брушиус написал по заказу линцского магистрата. А уж если мы упомянули линц, где путники выгрузятся с кораблей, чтобы остаток пути проделать как прежде, в каретах, верхом и пешком, то будет совершенно естественно поинтересоваться, почему же эрцгерцог не продолжил плаванье, раз уж дунай, доставивший их в линц, превосходно мог бы доставить и до вены. Но думать так — значит расписаться в своей неискушенности, а то и еще хуже — засвидетельствовать, что не знаешь или не понимаешь, какое значение имеет грамотная, точно направленная реклама для жизни народа вообще, для политики и прочих разновидностей коммерции — в частности. Предположим, эрцгерцог максимилиан австрийский допустил подобную ошибку, сошел на берег в венском речном порту. Да, вы не ослышались — в венском речном порту. Порты, между прочим, крупные и мелкие, морские и речные, не различаются между собой по степени порядка и уровню чистоты, и если вдруг, случайно они предстают нам как нечто, кажущееся на сторонний взгляд нормально организованным, то следует знать — это есть всего лишь одна из бесчисленных и нередко противоречивых ипостасей хаоса. Предположим, эрцгерцог со всем караваном, включая слона, выгрузился, сошел на причал, заваленный разнообразными ящиками, мешками, кулями с этим и с тем, грудами мусора и заполненный плотно клубящейся толпой, и если предположить такое удалось, ответьте, как ему удастся проложить себе путь к новым проспектам и там начать подготовку к торжественному въезду. Печальный был бы въезд, плачевное зрелище — и это после трехлетнего отсутствия. Был бы, но, по счастью, не будет. Еще в мюльдорфе максимилиан приказал управителю разработать программу торжественной встречи, достойную такого события, а вернее — двух таких событий, ибо на первом месте, само собой разумеется, приезд его самого с августейшей супругой, а затем появление такого чуда природы, как слон сулейман, который ошеломит жителей вены точно так же, как ошеломлял всех, поднимавших на него глаза в Португалии, испании, италии, а ведь страны эти, согласитесь, не вполне варварские. Верховые курьеры доставили в вену наставления бургомистру, в коих эрцгерцог изъявлял желание, чтобы души горожан и улицы города отзывались на ту любовь, которую максимилиан и мария питают к своей столице. Умный, как известно, понимает с полуслова. Передавались и другие инструкции, но — для внутреннего употребления, и касались они возможности использовать передвижение по рекам инн и дунай для осуществления мытья людей и животных, каковое мытье с учетом явной невозможности по вполне очевидным причинам купания в ледяной воде следует признать минимально эффективным. Для нужд августейшей четы каждое утро поставлялось изрядное количество теплой воды, что давало повод тем путешественникам, кто более иных пекся о личной своей чистоплотности, бормотать с горестным вздохом: Эх, был бы я эрцгерцогом. Нет, они мечтали не о том могуществе, которое сосредоточено было в руках максимилиана, ибо, скорей всего, не знали, как им распорядиться, но всего лишь о теплой воде, в чьих благотворно пользительных свойствах не сомневались.