Андрей Яхонтов - Роман с мертвой девушкой

Черновые подготовительные тетради с наметками планов проведения милицейских учений мне предлагали развернуть в детективный цикл с продолжением и последовательно, том за томом, издавать. Удивлялись, почему отказываюсь. Мастаки-универсалы из пригревшей меня артели держались полярного мнения, успевали раскрыться и самовыразиться и в качестве поборников изящной словесности: кропали романы и рассказы, лудили сценарии, ваяли песенные шлягеры. Грузили (то есть осчастливливали) простофиль-поклонников — в придачу к неотразимым папилломам, угрям и почечным камням, — макулатурой. (Надо ведь было чем-то заменять сожженных в кострах Флобера и Гюго!) Вот и гоношились, перелицовывали закадровые тексты, фасовали путевые заметки, компоновали репортажи, подстригали интервью — делили эту мешанину на разновеликие части и порционно раскладывали (как в кульки) в переплеты и обложки, снабжали хлесткими заглавиями и отправляли в плавание под видом (парусами) смелых литературных исканий. Самостийно причисляли себя к веренице бессмертных: Горация и Тютчева, Лоренса Стерна и Новикова-Прибоя. Гондольский и Душителев шарахнули миллионным тиражом два объемистых фолианта «Мудрость веков», куда включили свои выступления на «летучках» и прочих редакционных заседаниях. Карликовый зять Душителева тиснул абракадабрические заметки «Еще 106 страниц о моей любви к интеллигенции и убийстве ею батюшки нашего царя», поместив их в розовый сафьян, с вкраплением сердолика и золотым тиснением на корешке, и снабдив своим мефистофельским профилем на фронтисписе.

— Что ж, если Бог не дал таланта, то и не писать? — шутил он.

Златоустский, скомпилировавший из почерпнутых в интернете фактов (для серии «Жизнь замечательна») сперва тонюсенькую брошюрку «Редкий Гоголь долетит до середины», а затем стремительно накатавший (для проекта «Лучшие люди современности») собственную тысячестраничную автобиографию, залихватски подхватывал:

— Написать может каждый, а вот издать… Это — удел отмеченных свыше…

В обработке разношерстных опусов спаянному костяку помогал автор и ведущий новой аналитической передачи «Обвиняю КГБ, но не ФСБ» — бывший банщик Елисей Ротвеллер. Соучастницей его рисковых разоблачений в эфире была постоянно кусавшая аналитика такса Анюта, которая как бы одергивала зарвавшегося хозяина. Ротвеллера перевязывали прямо в студии, делали уколы в живот от бешенства, а он, не теряя времени, громко и выразительно читал куски своей «орнаментальной» (так нарек ее Захер) мемуарной прозы. Кроме того в свободные от укусов дни лимонил «мыльные оперы» о перестрелках на Патриаршьих прудах, об участковом милиционере на глухом кордоне, о любви посконого змея-горыныча к исполняющей танец живота змее с заморского пляжа, режиссерские экспликации расчленял и запузыривал уже в качестве радиопостановок. Не отставал от него и Фуфлович, по подсказке Гондольского сочинивший либретто оперы «Газы ищут выход», музыку для этого хита муж кривобокой балерины слямзил частью у Мусоргского, частью у Гайдна, премьера (в англоязычной транскрипции «Отравление желудочным соком»), состоялась в Ковент-гардене — при большом стечении членов общества «Охраны лох-несского чудовища». Вскоре либретто было развернуто в роскошно, с литографиями Гюстава Доре изданную (под названием «Мир и война») эпопею и штабелями легло на прилавки магазинов канцелярских принадлежностей — широкие поля испещренных мелким шрифтом страниц позволяли школьникам и бухгалтерам вести на них подсчеты «в столбик».

Каждый из писак считал долгом обогатить городские читальни и частные библиотеки эксклюзивной коллекцией своих персональных кулинарных рецептов, которые с незначительными изменениями кочевали из одного чревоугоднического сборника в другой и перепевали известную поваренную хрестоматию Гороховца. Не скажу худого слова о книжных промоутерах, они сделали верную ставку: выпущенные с абрисами узнаваемых авторов покетбуки, подарочные альбомы и собрания сочинений разлетались с лотков в считанные часы. Покупатели не утруждали себя ознакомлением даже с аннотацией (уж не говорю: перелистыванием и заглядыванием внутрь многостраничья), приверженцам беллетристического ширпотреба достаточно было узреть на обложке или супере примелькавшуюся улыбку или прическу, а то и лысину — и они торопились облегчить кошельки. Что до изобилия в текстах корявых оборотов — ведь и на экране горе-лингвисты не блистали высоким слогом и всеобъемлемостью ума, так что письменным косноязычием и убожеством прозрений никого разочаровать не могли. «Раз показывают, да к тому же издают, значит достойны, значит заслужили», — таков был ход рассуждений боящихся отстать от моды поглотителей чтива…