Андрей Яхонтов - Роман с мертвой девушкой

Слушая его призывы, я сжимал подушечками ладоней исполосованные (и еще не зажившие) щеки и губы и мычал (язык ведь тоже подвергся экзекуции, когда я слишком широко разинул рот и не успел заслониться рукой от инкрустированного выхлеста). Гондольскому мое мычание текло маслом по сердцу:

— Вот-вот, еще одна важная находка. Пытайся заменять слова ревом, хрюканьем, лаем. Нечленораздельным и надсадным вопежом ишака. Это близко многим. Можешь в следующей передаче опуститься на четвереньки. И гавкать. Брехать. Не бойся стать собой. Настоящим, подлинным. Прояви суть. Задери ногу и помочись на ножку стола. Увидишь: журчание струйки привлечет на твою сторону не одну тысчонку приверженцев. Будь к ним добр. Повернись спиной. Выпяти зад. Не всем так везет, как тебе: обладать перекошенными стропилами, кривыми лагами, аварийными чердаком и щелястой будкой… Ух, какая у тебя харя… Так и просит кирпича… Да и тыл недурен. Что если переименовать твою передачу в «Мадам Сижу?» Со временем так и сделаем. Ты — наша гордость. Коллективный портрет, собирательный образ народонаселения…

Речь, как правило, завершалась оптимистично:

— Секрет в том, чтобы совпали отталкивающий, мерзопакостный фасад и внутренняя неприбранность и пустынность. Нужно неуклонно развивать неумение говорить и думать. Предстоит упорная работа. Надеюсь, получится. Если язык подвешен, а в голове есть серое вещество, вот именно серое, это символично, — тогда жить нелегко. От недостатков так просто не избавишься. Но надо пытаться. Надо постоянно пытаться. Окружать себя кретинами, вахлаками, лепить их из подручного материала, вслушиваться в музыку их косноязычия и стараться ее копировать. Совершенствоваться самому. Множить ряды недоделанных. Пойми, ты — везунок, поскольку наделен полномочиями доктора Франкенштейна. Тебе дано мять и ваять материал, формировать соответствующую твоим представлениям об идеале реальность.

Что мог возразить? И нужно ли было возражать? Благодаря экскурсам и науськиваниям неусыпного просветителя, начинал мыслить и поступать непредвзято. Неординарно. Широко. Как не умел и не решался думать и поступать прежде.

А он, закаленный житейским жаром гефест, уверенно держа в одной руке молот, в другой — щепоть багровых свежевыплавленных гвоздей, со знанием дела вгоняя занозу за занозой, подковывал и меня, и еще многих: обновляемая (и всегда неизменная) команда человеческой шхуны под названием «Земля», стремящая бег сквозь болтанку времен — сплошь Франкенштейны, разве не так? Как еще охарактеризовать эту накипь: висельников, корсаров, преобразователей, революционеров? Но и убоявшиеся плыть и оставшиеся на берегу — тоже поголовные Франкенштейны, ибо трусость, шкурность и приспособленчество заслуживают франкенштейновской оценки! Те, кого встречают искатели приключений в нескончаемых странствиях, — опять-таки все до одного Франкенштейны. Станете спорить и возражать? Смельчаки-сорвиголовы и трясущиеся от испуга филистеры произведут потомство, состоящее из Франкенштейнов: родиться на свет во всех государствах, на всех континентах, в пещерные и атомные века обречены лишь Франкенштейны, Франкенштейны, Франкенштейны — сберегающие, хранящие верность (по духу и сути, если не по фамилии), — персонажу, олицетворившему саму Историю. Все, кто был, есть и явится, — станут производными от Франкенштейна, его последышами (даже если предвосхитили его появление, а задатками сулили иное начало и продолжение). А то и превзойдут мезозойское детище профессора-затворника, которое, будем откровенны, своей кустарной сборкой (штучная, отсталая хэнд мейд работа), уступает, в подметки не годится конвейерно и безостановочно штампуемому, будто из деталей детского примитивного конструктора, роду людскому, наспех заквашенному в горниле неразберихи на дорожках своих недоукомплектованных (как правило) отцов и матерей, неполноценных (зачастую) и склонных к поломкам дедушек и бабушек, а также предрасположенных к похмельям, инфицированиям, депрессиям и маниакальным шизофреническим психозам и всплескам более далеких предков… Бывает, в гуттаперчевые механизмы вкрапливаются позднейшие наслоения — добавленные, будто приправа в пищу, по ходу взросления-закипания или поджаривания на газовой конфорке: личный опыт и вложенные невольными поварами-воспитателями терпкие ингредиенты. Иногда последующие довески и разносолы существенно важнее генетических основ и наследственных кодов.