Андрей Яхонтов - Роман с мертвой девушкой

Отлеживаясь в больнице и оценивая произошедшее, я придрейфовал к выводу: удачное стечение обстоятельств не могло быть случайным. Планида продолжала мне ворожить, я взмывал выше и выше — согласно выверенному, утвержденному в небесной канцелярии маршруту, каждый пункт которого был заранее продуман и намечен. То, что именно меня избрали и всячески поощряли на предначертанном пути, следовало расценить как символ. Как намек и подсказку. Как уведомление: человечество жаждет не только хлеба и зрелищных ристалищ. Чего же еще? Извольте: проходя в реанимационном боксе курс ускоренной реабилитации (врачи прилагали максимум усилий, чтобы к следующей передаче раны затянулись, и алчущая свежих событий на информационных фронтах публика получила в качестве лакомой приправы к основному блюду глянцевитые шрамы и исчезающие гематомы), я убыстренными темпами постигал грандиозность постигших меня метаморфоз и пристрастно размышлял о причинах своего успеха. Был ли он внезапен? Горним холодком веяло от попыток расшифровать ниспосланные сигналы. Догадки выстраивались в неопровержимую цепь, выводы подтверждались фактами: происходившее со мной знаменовало наступление, а может, и торжество долгожданной эры. Эры обретения людьми эталона, идеального человека. Поиск образца длился веками, и вот изнурительный бесконечный поход близился к завершению! Экспедиция достигла цели. Я, а не кто-то другой, был выделен и возвышен, дабы нести благую весть. Мне, а не кому-то, было вменено в обязанность — ради исполнения предвечного замысла — исцелять и вдохновлять, всячески поддерживать тех, кто терзается и казнится мнимой неполноценностью, изводит себя необоснованными придирками и попреками. Взирая на меня, закомплексованные должны воспрянуть! Побороть приниженность, отбросить неуверенность, забыть хандру. С какой стати стесняться и смущаться? Наделенные руками, ногами, глазами, зубами, головами и к тому ж приправленные неповторимостью — уродством (то есть, если угодно — богатством!) вправе гордиться, а не прятать радугу преимуществ-аномалий под спуд. Трагически ошибаются спешащие поставить на себе крест. Мнят себя обделенными, а пребывают Крезами и Иисусами, Парисами и Аполлонами — слитыми воедино. «Не стесняться, а похваляться доставшимся!» — был девиз, который я подтверждал и утверждал личным примером, который толкал с трибун, экранов, подмостков. Отовсюду, где получал возможность беспрепятственно разоряться и представлять свою точку зрения. «Как минимум — гордиться! Выпячивать, подчеркивать, тиражировать и пропагандировать собственные изъяны! Всемерно их обнажать, — ибо недовылепленность и недоразвитость — есть не постыдные, изобличающие их носителя и обладателя черты, не проклятие, не болезнь, не проказа, а тавро избранничества. Отмеченности свыше. Экстраординарности». Сокровенного не стыдятся. Подаренным — не разбрасываются. Пожалованного не хают. Его — холят. И бережно передают из поколения в поколение. Я, носитель и выразитель квинтэссенции будущего, был призван окрылить внимавших мне парий. Тень недовольства и страха — отныне и впредь! — не смела омрачать их совокупное чело. Их грядущее было столь же безоблачно и прекрасно, как мое! Ведя толпы за собой, вправе был гордиться возвышенной, подвижнической миссией. Разве не похвально — накачивать драгоценным (золотовалютным!) достоинством девальвированных, укреплять ни в грош себя не ставящих? Функция реаниматора и ростовщика — во все времена почетна и прибыльна!

Снискал (и продолжал пожинать) почет, лавры и дифирамбы. Проявления признательности стекались рекой! Получал сотни, тысячи писем с любовными излияниями. Улавливал в пропитанных страстью строках преклонение, ретранслировал его обратно, в массы. Позывные были: «Не отчаивайтесь, олухи! Кичитесь недоданным и недополученным, уроды! Бесперспективны, держите хвост пистолетом!» Вопрошал: кому встречался-попадался хоть один представитель совершенства? Вот именно! А недоделанных и исковерканных пруд пруди. На каждом шагу! Искаженность — объединяющий гимн, пароль, согласно которому союзники опознают друг друга, сплачиваются, их ряды густеют. Сделался не просто отдушиной и не только утешителем, но вершителем, созидателем цитадели, окруженной валом энтузиазма. Миллионы некондиционных и забракованных ждали сигнала. Отмашки на старте. И, уловив ее, устремились к пьедесталу. Был ровня им, одного с ними поля ягода. Но имел превосходство лидера. Женщин возбуждал. Мужчин вдохновлял. Колеблющихся распрямлял. Готов был оставаться подпругой и подмогой, содействовал исключению из реестров самооценки уничижительных понятий никчемности, затравленности, неполноценности. Доказывал и показывал: черты, подобные моим, — притягательны. Победоносны. Имеют высокий номинал. Иначе б не покупались и не продавались, не расхватывались столь ажиотажно! Внешность — особенно испортаченная — козырной туз, счастливый лотерейный выигрыш, лучшая из метин, коими метит и штемпелюет любимчиков Судьба. Проникнитесь чувством превосходства! Ваши торжество и триумф закономерны.