— Убью! — прошипел Иванченко, медленно наливаясь краской ярости. — В порошок сотру… О-у!.. Голова моя, голова!.. Как же мы ее не узнали? Ведь я сам, лично, один раз ее видел…
— Таких людей забывать нельзя, — кивнул Врублевский. — Но, кажется, все не так уж и плохо. Я отвез ее домой, и мне показалось… Показалось, что есть надежда, что все не так уж плохо. Но учти, Макс, что подобное везение не бывает бесконечным. Отдыхать надо с умом, а не с куражом, иначе можно нарваться на неприятности.
— Не учите меня жить, лучше помогите материально, — пробормотал Иванченко, усиленно массажируя себе виски. — У тебя, случайно, нет с собой запасной головы? Я бы с удовольствием поменял ее на свою, никчемную. Значит, дело улажено? Она не скажет мужу?
Врублевский пожал плечами:
— Не знаю. Ручаться не могу. Но мне кажется…
— О, нет! — воскликнул Иванченко, вглядываясь в окно бара. — Ну за что мне все это?! Почему именно сегодня, когда я просто умираю?..
Проследив направление его взгляда, Врублевский заметил двух мужчин, явно направляющихся к дверям бара. Впереди шел очень высокой человек, почти великан, с жестким ежиком черных волос на совершенно круглой голове. Мясистый, чуть свернутый на сторону нос, густые, сросшиеся над переносицей брови и сильно выступающая вперед нижняя челюсть придавали его лицу такое сложно передаваемое словами выражение, что даже мужественный человек, встретившись с ним темной ночью в темном подъезде, не удержался бы от испуганного возгласа. Наверное, именно так выглядел знаменитый Франкенштейн: широкий, пудовые плечи заметно выступали вперед, отчего казалось, что руки великана болтаются впереди туловища. А вот ноги, пожалуй, были коротковаты для такого могучего торса и, видимо поэтому, изрядно погнулись, словно придавленные непомерной тяжестью. Все эти отдельные несуразности, связанные воедино, представляли собой картину комичную и устрашающую одновременно. Любой дарвинист обрадовался бы невероятно, увидев этот экземпляр, ибо это было как раз то отсутствующее звено при переходе обезьяны в человека, которое природа не позаботилась сохранить для изучения учеными мужами.
Следом за своим гориллообразным спутником торопливо семенил толстенький смешной человечек, состоящий из одних окружностей: круг — голова, круг — щеки, круг блестящей от испарины лысины, круг туловища с изрядным шаром-животом. Зато в отличие от своего облаченного в недорогой темно-синий спортивный костюм спутника, шарообразный человек был с ног до головы увешан золотыми украшениями, как новогодняя елка — игрушками. Толстая золотая цепь выглядывала из отворота малинового пиджака, на запястье хвастливо красовались массивные золотые часы, на пальце сверкали перстни и даже из нагрудного кармана торчала явно золотая авторучка.
— Этот колобок — Наташкин муж, — кивнул на них Иванченко. — Я его называю «бизнесмен моей любовницы». Точнее — спекулянт. Ничего не производит, только перепродает втридорога. А этот гоблин — самый опасный боец в группировке Шерстнева. Не смотри, что он такой неуклюжий, на самом деле порхает, как бабочка. Тупой, как буйвол, но все, что касается карате, дзюдо и бокса — его стихия. У тебя оружие при себе?
Врублевский откинул полу куртки, демонстрируя рукояти пистолетов, и Иванченко удовлетворенно кивнул:
— Хорошо. Судя по тому, что они вдвоем, смертоубийства не предвидится, как-то иначе «разборки» хотят навести, но «ствол» под рукой не помешает. Явно не на блины торопятся, что-то хотят. И кажется, я знаю — что.
Едва переступив порог бара, шарообразный схватил своего спутника за рукав и, тыкая в сторону Иванченко коротеньким толстым пальцем, заверещал:
— Вот он! Это он, он!
Верзила кивнул, с заметной брезгливостью высвобождая свою руку из цепких пальцев коммерсанта, и не спеша направился к столику Иванченко.
— Разговор есть, — густым басом сообщил он, — Человек обиделся, пришел к нам. «Папа» просил разобраться.
— Садись, — кивнул на единственный свободный стул Иванченко.
Верзила осторожно, словно боясь смять своей тяжестью, опустился на него, положил руки на стол и, сцепив их в «замок», замолчал, глубокомысленно созерцая эту комбинацию. Оставшийся стоять за его спиной толстяк нетерпеливо топтался на месте, время от времени бросая на Иванченко яростные и вместе с тем боязливые взгляды. Наверное, именно так гневается на кошку мышь.
— Такое значит дело, — сказал наконец верзила, закончив осмотр своих кулаков, — Сложное. Но разобраться надо. Так вот. Пришел к нам человек и говорит, что ты спишь с его женой. Требует… требует этих… этой…
Читать дальше