Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей

— Этого не может быть, — нервно рассмеялась она. — Он не мог этого сказать… Потому что этого не было…

— Перестань, Наташа, — попросил он, — не надо… И ты, и я знаем, что это правда… Я только хочу знать: почему — он? Почему ты выбрала именно моего врага? Почему…

Он задохнулся и замолчал. Молчала и женщина. Как-то сникнув в один миг, она растерла пальцами виски, словно у нее заболела голова, подошла к креслу и опустилась в него. Не поднимая глаз, тихо сказала:

— Вы очень похожи с ним, Сережа…

— Мы с ним?! Да уж, просто копии. И по характеру, и по внешности, и по убеждениям. Близнецы. Двойняшки. Может быть, ты просто ошиблась в темноте?

— Не юродствуй. Вы действительно похожи. Вы разной масти, но одной породы. Вы оба сильные, непокорные, чуть жестокие, оба притягиваете к себе женское внимание, но настолько увлечены своим делом, что приносите в жертву тех, кто вас любит, а потом очень переживаете это. Странные люди, вы тяготитесь быть долго со своей избранницей, рветесь от нее в походы, бои, путешествия, а от нее требуете, чтобы она была своей преданностью похожа на жен декабристов, или словно мы живем по церковным законам, где измена — страшный грех, а развод невозможен. На дворе конец двадцатого века, а легендарное долготерпение русских женщин осталось в прошлом. Мы много слабее своих прабабок, Сережа. Думаешь, это легко — ждать? Жизнь так быстротечна, хочется успеть попробовать все, а кругом столько соблазнов… Не знаю, как это получилось… Словно наваждение какое-то, словно я на миг получила возможность делать все, что хочу, и не отвечать за это. А вы похожи, очень похожи… Жизнь развела вас по разные стороны закона, но вы одной породы и одной крови. Вы упрямы и жестоки, и вы будете идти напролом, не уступая друг другу ни в чем… Не знаю, чем это закончиться…

— Я знаю, — сказал Сидоровский. — Я его посажу… Но я все равно не понял, почему ты это сделала.

— Я сказала, просто ты не захотел понять. Вы похожи, Сережа… Только его жизнь покалечила серьезней, чем тебя… Он мне нравился, — призналась она. — Тебя никогда не было дома, а когда ты приходил, был усталый и изможденный, загруженный проблемами, говорил только о работе и жил только работой, а я… Я была на втором плане… Но желание остаться с ним не было надуманным, оно возникло случайно. Не знаю, как все это получилось… Никогда не думала, что со мной такое может быть…

— Я тоже, — признался он. — Смеешься над мужьями-рогоносцами и не ведаешь, что сам в любой момент можешь оказаться на их месте… Да, все в одну кучу… Правы люди: беда одна не приходит…

— Ну и что теперь будем делать? — спросила она, — Мне уходить?

— Не знаю, — сказал Сидоровский. — Сейчас я ничего не знаю… Насколько я помню, в таких ситуациях полагается топать ногами, кричать, ругаться, обещать застрелить и застрелиться самому… У нас три года назад был случай, когда муж пришел с дежурства, застал жену с любовником и застрелил ее и себя…

— А любовника? — равнодушно спросила она, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу.

— Сбежал, сукин сын, — так же равнодушно ответил Сидоровский. — В окно выпрыгнул и сбежал… А мне почему-то не хочется сейчас ни кричать, ни ругаться, ни стрелять… Странно?

— Странно, — согласилась она. — И у меня какая-то беспомощная усталость в душе… Оправдываться все равно бесполезно. Тебе, с твоим характером, этого не понять, не простить… Ты-то уж точно никогда мне не изменял…

— У меня на это ни сил, ни времени не было, — вздохнул он. — Да и желания тоже не было… Я любил тебя… Но проворонил. Кого тут винить? Только себя…

— И я тебя любила, поэтому и… Я и сейчас тебя люблю. Я и на это пошла отчасти от злости на тебя, отчасти от обиды, отчасти из самоутверждения… Но что уж теперь говорить? Что сделано, того не вернешь… Скажи, как мне быть? Как скажешь, так и будет. Скажешь уйти — уйду, скажешь остаться — останусь…

— Я не знаю, Наташа. Честное слово — не знаю. Я сейчас еще не могу до конца осмыслить все это. Где- то что-то темное и тяжелое чувствую, а как определиться, как жить с этим, как поступить — не знаю… Со временем, когда разберусь в себе и в своих чувствах, может быть, и узнаю, но не сейчас… А вот к Врублевскому у меня вполне конкретное чувство…

— Он тут ни при чем, — сказала она. — Это не он начал, а я… Он меня прогнал потом…

— Наигрался и бросил, — зло прищурился Сидоровский. — Теперь радуется, сволочь…

— Не радуется, — покачала она головой. — Ему сейчас не до нас. Представляешь, как бы ты себя чувствовал, если бы я умерла, а тебя ко мне не пустили?