Сергей Самсонов - Ноги

Увернувшись от сотен протянутых рук, Шувалов добрался до своего исполинского джипа и, прыгнув на сиденье, погнал его от «Динамо» в самый центр Москвы, где на Малой Бронной в итальянском кафе дожидалась его Полина. Через сорок обещанных минут он уже был на месте и смотрел сквозь стеклянные двери, как она играет под столом босоножкой, то снимая, то надевая ее. Перед ней лежала на столе какая-то книжка, и, когда он, запыхавшийся, взъерошенный, оказался рядом, она засмеялась.

— Сейчас я тебе прочитаю, — сказала Полина. — Слушай.

— Белиберда какая-то!

— Это не белиберда. Мандельштам, «Футбол». Вот ты играешь, а при этом даже не понимаешь, во что именно играешь. А это сакральная, священная игра с глубокой символикой. Футбольный мяч отождествляется с отрубленной головой поверженного врага, и когда эту голову пинают игроки, то они как бы глумятся над врагом. А тут еще тема предательства — влюбленный мужчина доверился женщине, а она его отравила.

— Да кто кого предал? Кто кого отравил?

— Я тебя отравила, — захлопнула книжку Полина. — Горе ты мое луковое. Голова садовая. Нет, до таких вещей ты еще не дорос и вряд ли когда-нибудь дорастешь.

— Я до других зато дорос.

— Это до каких же?

— Ты знаешь, что про меня сам Круифф сказал, когда мы в Испанию неделю назад ездили? Что я ему напоминаю его самого времен его молодости. «Он так же быстро думает и постоянно делает те вещи, которых от него никто не ждет». Вот тебе и Юдифь с Олоферном.

— Кто он такой вообще, твой Круифф?

— Он — бог, от него сияние исходит. А еще он сказал, что я не затерялся бы в той его «Барсе».

— Ты вообще хоть на секунду можешь думать о чем-нибудь другом?

— Могу. Могу про тебя думать. Я сегодня про тебя все время думал. Я думал, а почувствуешь ли ты, что я про тебя думаю. Ты это почувствовала?

— Ничего себе почувствовала! Я сегодня весь день ходила по квартире и ничем заняться не могла. Я брошенной себя почувствовала, понимаешь ты, забытой и брошенной! Как однажды в детстве — мать ушла на полдня то ли за колбасой, то ли за апельсинами, а я сидела и думала, что я настолько ей надоела, что она вообще решила бросить меня и уехала жить в другой город. Вот и с тобой точно так же! В одном древнегреческом мифе, Шувалов, некая Медея приревновала своего мужа Ясона к другой… Чтобы тебе было понятно, Ясон — это самый крутой древнегреческий футболист… Он ей изменил, бросил ее с детьми, и тогда она намазала его одежду страшным ядом, так что эту одежду можно было содрать с себя только с кожей, с кусками мяса. И представь себе, что я вот эта одежда. И точно так же от тебя отрываюсь, с кусками, с кожей…

— А что твоя редакция?

— Какая редакция, Шувалов? У меня уже неделю как отпуск. Ты слышишь, Шувалов, отпуск! Это значит, мы могли бы куда-нибудь поехать. Проиграй там, пожалуйста, все, что можно, Шувалов. Побыстрее вылетайте из всех своих еврокубков — ведь вы все равно из них вылетите, так чего же зря мучиться?

— Придется тебе помучиться. Не будет никакого отпуска до самого Нового года.

— Простите, я вам не помешаю? Здравствуйте, Полина! — Перед их столиком вырос, откуда ни возьмись, противный лысый тип, и Шувалов тотчас поднял на него глаза. Но тип остался невозмутим, не дрогнул и продолжал улыбаться словно приклеенной улыбкой. У него был особенный взгляд, неприятный и раздражающий.

— Ах, здравствуйте, Георгий, — любезно отвечала Полина. — Какими вы здесь судьбами?

— Да вот решил, знаете ли, поужинать. Захожу и вижу — знакомые лица. Ведь ваше лицо мне тоже знакомо, молодой человек. Вы ведь Семен Шувалов, не так ли?

— И что? — буркнул Семен недовольно.

— Много, много, чрезвычайно много слышал о вас! Да и видел вашу игру. Ну вот взять хотя бы ваш проход сегодня, когда сначала вы перебросили мяч через защитника, а потом и через вратаря. Вы знаете, меня это восхитило — настолько фантастически, настолько молниеносно все произошло.

— И что?

— Поздравляю вас с победой.

— Херня, — отрезал Шувалов.

— Полностью с вами согласен, — даже обрадовался тип. — По сравнению с «Олд Траффорд», «Стэмфорд Бридж», «Ноу Камп» наконец, со всеми этими зрелищами, которые выдают европейские гранды, все наши местечковые разборки на «Динамо» и в Лужниках смотрятся безнадежной провинцией. Вы позволите, я присяду? Полина, может быть, вы представите нас?