Михаил Шахназаров - Слева молот, справа серп

Андрей прыснул. Малютка Джоки сделал глаза удивленными:

– А в чем юмор? Я понял, что вы про этого несчастного официанта. Но я требую разъяснить шутку. Добавлю. Настоятельно требую после первой разъяснить шутку про официанта.

– Именно несчастного, Джоки! Именно несчастного официанта… Вот за него и выпьем, – предложил Рома.

– Так в чем несчастье гарсона, Ромка?

– В пенисе, Джоки. В мини-пенисе, который мы с Андрюхой решили удлинить…

Хузин был верен себе. Рассказывал в лицах. Иногда друга дополнял Андрей. На протяжении всего рассказа о страданиях Шнапсте Малютка Джоки заливался смехом. Хохотал он заразительно, изрядно похрюкивал.

– Он же вас, паяцев, под статью мог подвести. И кушали бы вы сейчас баланду. В одной камере с идиотиком, который дымовой шашкой вместо вредителей уничтожил ни в чем не повинную бабуленцию.

– Вот ты в роли нашего спасителя и выступил. Мы пообещали, что если Гвидо хорошо проявит себя в обслуживании высочайшего руководства, то его ждет головокружительный карьерный рост в общепите.

– Один рост вы ему уже пообещали. А карьера в общепите известная. Официант, завзалом, директор, тюрьма. Не всегда, но как правило.

Андрей поставил кассету с записями «Zodiac». Под электронные переливы синтезатора мелькали типичные латвийские пейзажи. Пашни, коровы, древние амбары, сложенные из поблескивающих на солнце валунов.

– А почему состав идет так медленно? – поинтересовался Марьин.

– Хуторяне и лоси должны внимательно прочесть название поезда, – пояснил Рома.

Малютка налил по второй. В дверном проеме появилась миловидная женщина. Черноволосая, фигуристая, зеленые глаза со смешинкой. Взгляд Джоки тут же сфокусировался над расстегнутой пуговицей вельветового халата. Грудь незнакомки пошло манила. Рома, наклонив голову, рассматривал точеные ножки и аккуратный педикюр.

– У соседей не найдется спичек?

– Только в обмен на имя, – предложил Андрей.

– Кристина.

Джоки прильнул к ручке девушки. Рома еле заметно кивнул. Пообещав вернуть коробок, Кристина удалилась. Марьин выглянул в коридор и, качая головой, по слогам произнес:

– Какое филе… А как она им виляет…

– Там не только филе. Там все на месте! – согласился Малютка. – А ты на глаза ее посмотри. Как у моей покойной таксы в период течки.

– Это я заметил. Она с подругой курить пошла. Подруга тоже хороша. И как мы их на перроне не заметили?! – удивился Андрей.

Рома криво усмехнулся:

– Это вы их не заметили. Кристина Пузанкина. Родители, когда имя давали, хотели накладку с фамилией исправить. Она – корреспондент заводской многотиражки «ВЭФ». Журналистка-многостаночница…

– Да, много ума не надобно, чтобы там писать, – ушел в критику Малютка. – Только фамилии меняй: «Вчера злостный нарушитель трудовой дисциплины Херякин вновь подвел коллектив… Сегодня лучший фрезеровщик пятого цеха Пиздюкиньш в очередной раз превысил… Завтра известная своими трудовыми достижениями паяльщица Мандюкова обещала перевыполнить…» Вот и вся журналистика. А ты, Ромка, я чую, и с ней успел покувыркаться.

– С ней – нет. С ее подругой было. Но не с той, что сейчас курить пошла.

– Так, может, групповичок соорудим, товарищи журналисты? – воспрял Джоки.

– Джоки… Групповик в купе?! Это уже не секс, а железнодорожная эквилибристика.

– Все зависит от настроения. У меня в сидячей ванне разок получилось. Правда, стоя.

– Сидячая ванна, горбатый «запорожец», будильники, которые не звонят… Как с этим жить без водки? – потянуло на философию Хузина.

Обслуживать знаменитостей Гвидо доводилось. Дома хранились автографы известных актеров. Фотографии с Расулом Гамзатовым и Валентиной Терешковой стояли в рамочках на полках секции. Эти снимки Шнапсте почитал за семейные реликвии. Подносил он блюда и важным товарищам из Москвы. Но в командировки и на обслуживание правительственных банкетов Гвидо не отправляли ни разу.

И все же официанта не покидало чувство легкой тревоги. Особенно после того, как увидел он кошмарный сон. Гвидо снилось, будто скачет он на коне. И конь не гнедой, не вороной, а в яблоках. На голове воина Шнапсте буденовка с большой красной звездой, а на плечах черная бурка. Но вместо погон – эполеты с золотой бахромой и аксельбант на груди. Где-то вдалеке слышны залпы орудий, горизонт разрисован всполохами от взрывов. Но Гвидо несется вперед, не ведая страха. И вдруг из-за пригорка появляется конный отряд. В его рядах и кавалеристы с пиками, и белогвардейцы с шашками, и гуроны с томагавками и луками. Но Гвидо не сворачивает с пути. Наоборот, он пришпоривает скакуна и мчится навстречу опасности. Врезается в гущу вражеской силы, и от взмахов руки его валятся на землю противники. А некоторые с исполненными страхом глазами сами разворачивают лошадей или каменеют от ужаса. И тут видит Гвидо, что в руках у него не шашка, не сабля, а огромный, размером с булаву, член с шипами. А еще видит, что подмога вдали появилась. Боясь осрамиться, пускает всадник коня галопом и сигает с обрыва в бурную реку. На этом моменте Шнапсте проснулся от собственного крика и тут же заглянул под одеяло.