Андраш Беркеши - Последний порог

— Тогда почему же ты мне все рассказала?

Выпив остаток чая, Эрика поставила чашку на стол.

— Я и сама не знаю. Я об этом хотела рассказать сразу же, как меня выпустили, но совсем забыла. Плохо, что сказала, а?

— Напротив, девочка моя, спасибо тебе за это. — Эккер задумчиво посмотрел на лампу и продолжал: — Вот так, человек, который решил помочь другому, уже вызывает подозрение.

— А почему вы решили мне помочь? Пауль умер. Мне сказали, что он покончил с собой. Мне все равно, живу я или нет. Вечером я долго думала об этом. Я даже не знаю, зачем живу. Мне абсолютно безразлично, что со мной будет. — Она закурила. — Я хочу вам кое-что рассказать. Напрасно вы помогли мне, господин профессор. Я так никогда и не смогу вас отблагодарить за это. Не потому, что не хочу, а потому, что я ничего не чувствую. Я чувствую только то, что как-то связано с моим телом: чувствую тепло и холод, боль, запахи, ощущаю вкус. И ничего другого. Но я не чувствую ни благодарности, ни уважения, ни радости, ни ненависти. — Посмотрев на табачный дым, она перевела испуганный взгляд на Эккера: — Что вы намерены делать со мной, господин профессор? Я бы охотно убирала вашу квартиру. Хильда готовила бы, покупала продукты, а я бы только убирала. Думаю, что этим я бы отплатила вам за жилье и питание.

— Нет, милая Эрика. У меня совершенно другие намерения в отношении тебя. Хильда и так делает свое дело. Я хочу, чтобы ты поправилась сначала. Правда, безделье не помогает выздоровлению, поэтому тебе нужно работать. И к тому же много. — Эккер посмотрел на девушку, думая о том, когда же он наконец увидит на ее лице ту радостную улыбку, которая так ее красила. — Тебе необходимо окончить университет.

— Зачем?

— Сейчас объясню, дорогая. Пауль Витман был большим художником. Если у тебя нет другой цели, то тебе следует жить хотя бы для того, чтобы познакомить людей с его искусством. Разве это не может стать целью жизни? — В глазах девушки блеснул слабый свет. — Если ты по-настоящему любила Пауля, то ты обязана сделать это ради его памяти. Он будет жить в своих творениях. И это можешь сделать только ты. Поэтому учись, а я тебе во всем помогу. Тихо и незаметно мы соберем все картины Пауля, поскольку без них не может быть и речи о Пауле как художнике, а уж потом ты примешься за работу. Подумай и о том, что Пауль принадлежал не только Германии, но и всему человечеству...

Эккер прекрасно понимал, что доверие и любовь Эрики он может завоевать только в том случае, если не будет стараться отчуждать ее от памяти о Пауле. Напротив, ему даже необходимо почаще вспоминать о художнике, во всяком случае, до тех пор, пока девушка не поправится. И хотя картины и эскизы Пауля находились в безопасности, Эрике об этом знать не нужно, так как Эккер решил со временем похвастаться, с каким трудом ему удалось собрать их, что будет равносильно целительному бальзаму для чувствительной девушки. В ту пору у Эккера в голове и мысли не было, чтобы сделать ей какую-либо подлость.

— Скажи, Эрика, ты можешь вспомнить, как выглядел тот офицер, который заставлял тебя подписывать какие-то бумаги?

— Могу, — ответила она, подумав, и нарисовала словесный портрет офицера, который на удивление совпадал с портретом адъютанта Гейдриха.

«Значит, я не ошибся в том, что между побегом Радовича и вербовкой Эрики существует прямая связь», — подумал Эккер, а вслух сказал:

— Иди ложись, дорогая, а я еще немного поработаю. — Он подошел к письменному столу. — Да, Эрика, я не буду возражать, если ты приведешь в порядок мои книги, составишь каталог. Если захочешь, конечно. Но это совсем не срочно, а если сделаешь, то я буду очень рад. И еще одно, ты здорово помогла бы мне, если бы взяла на себя ведение моих финансовых дел, от которых я так устаю. Первого числа я вручу тебе определенную сумму, а Хильда будет еженедельно отчитываться перед тобой.

— Охотно, — ответила девушка и вышла.

Эккер же сел к столу и задумался. Затем, взяв лист бумаги, он мелкими буковками написал в ряд несколько имен. В середине ряда стояло имя Милана Радовича, от него лучами шли несколько линий, а возле них появились имена: Чаба Хайду, Эндре Поор, Моника Фишер, Элизабет Майснер, Эрнст Хокер, Геза и Андреа Бернат и другие. Постепенно листок бумаги стал похож на изображение паутины, которой оказались опутаны все эти имена. Однако в течение целого года все усилия Эккера не давали никаких результатов.

Летом тридцать седьмого кое-что прояснилось. Однажды вечером перед отъездом на родину Эндре Поор навестил профессора.