Андраш Беркеши: Последний порог

— Она доносила! — Лицо девушки горело возмущением. — Шпионила, неужели не понятно?

— Пусть так, — ответил отец. — У тебя нет оснований жаловаться, что я тебя учил пресмыкательству. Однако подобное поведение считаю отвратительным и грязным. Насколько известно, Кати Папаи — существо слабое. Так ведь? — Андреа кивнула. — Ударить более слабого... Удивительное дело... — Он видел, что глаза дочери заволокло слезами, но это его не тронуло. — Я, разумеется, не знаю, как другие, но сам считаю нетактичным копаться в любовных делах посторонних. Откровенно говоря, это твое качество меня поразило. Многое мне понятно: и твое волнение, и допущенная грубость по отношению к директрисе Милице. Этого я не одобряю, но понять могу, учитывая обстоятельства. Но как понять твое бравирование? Папаи была тебе подругой? Насколько мне известно — нет. А будь она твоей подругой?

— Ты прав, — призналась девушка. — Вела я себя глупо, в чем и призналась Чабе. Не мучай меня.

— Ты и Чабе рассказала?

Из глаз девушки выкатились слезы. Она утвердительно кивнула:

— Рассказала. Ничего не утаила. Он отчитал меня так, что я и на ногах стоять не могла.

Бернату было от души жалко дочь. Ему хотелось утешить ее, но он понимал, что сейчас это несвоевременно. Пусть пострадает. Воспитывает волю. Она и не подозревает, какие надвигаются трудные времена. Честный, чистый ребенок. Раз даже Чабе призналась, что показала его письмо Папаи, то еще не все пропало.

— Не реви, — строго промолвил он. — Слезами дела не поправишь. Вот письмо молодого человека можешь забрать. Эту часть вопроса будем считать закрытой. А об остальном поговорим, когда вернусь.

Вечером, ложась спать, Бернат заметил:

— Я знаю, что ты любишь Чабу. Мне он тоже нравится. Но подумай, тебе ведь в январе исполняется всего восемнадцать.

— Ну и что из того? — спросила девушка, подходя к отцу и опускаясь на ковер возле его ног. Они уже не думали о вечернем разговоре, они не забыли, а просто последовательно придерживались сложившегося много лет назад правила игры: выяснив возникшие разногласия, больше к ним не возвращаться. — Я уже несколько лет живу одна. А тебе до сих пор еще и в голову не приходило, что мне нужно бы последить за собой?

— Как бы не так! Только Чаба уже два года учится в Берлине. И теперь целых две недели вы с утра до вечера будете вместе.

— Как ты заблуждаешься! — с улыбкой ответила девушка. — Если у Чабы хватит ума, то с вечера до утра. Сейчас я нахожусь в стране, где роды для девушки — честь и слава.

— Да, но ты не немка. — Бернат посерьезнел: — Кроме шуток. С твоей стороны было бы просто глупо заиметь ребенка.

Андреа встала и присела напротив отца на низенькую тумбочку. Сквозь открытое окно врывался лязг и грохот подземной дороги.

— Папа, из моих классных подруг многие уже не девушки. По глупости потеряли невинность. А я еще девушка, и допустить глупость мне бы не хотелось. Мне исполнилось семнадцать лет, я люблю Чабу. Скажи, что мне делать. Я тебя внимательно слушаю.

Бернат уже жалел, что затеял весь этот разговор. Теперь Анди примется его допрашивать, пока не получит успокоительного ответа. Но говорить о подобных вещах — дело весьма деликатное. Он окинул ласковым взором продолговатое лицо девушки, ее каштановые волосы, грудь, обтянутую белой блузкой. Да, Анди уже не ребенок. Она выросла и сейчас хотела бы получить благословение на свою любовь. Говорил он обо всем всегда откровенно, искренне, в том числе и о любви, ни разу не стращал дочь адом, не обещал ей райской благодати, библию они читали, как сборник сказок, так что бог, Иисус Христос в сознании Анди принадлежали к одной компании со Снегурочкой, гномами, Красной Шапочкой и Серым Волком, И вот теперь он вдруг подумал: правильным ли был такой его метод воспитания, правомерно ли он поступил, разбив ее иллюзорную религиозную мораль? Да, правомерно. Верующие, безусловно, народ счастливый, но жизнь убеждает, что любовь и плотские страсти обычно являются препятствием на пути религиозно настроенных людей. Религиозные каноны тяжким грузом давят на их совесть. Чувство греха мешает им любить раскрепощенно.

— Мое мнение тебе известно, — заявил он дочери. — Мы об этом говорили не раз. Любовь — не только духовная, но и физическая связь. Именно в этом и состоит ее полное совершенство. На тот счет, когда это наступает, нет ни правил, ни канонов. Вы любите друг друга уже много лет. Если я скажу, что чувственной грани в вашей любви вы достигнете, когда тебе исполнится восемнадцать лет, и тогда духовная связь между вами дополнится и физической связью, это будет глупостью. Могу заявить одно. Связь, которая унижает, подавляет тебя, от которой на другой день или позже ты стыдишься самое себя, которая вызывает у тебя чувство отвращения, — это не любовь.