Андраш Беркеши - Последний порог

Когда в комнату вошел Эндре, Милан с подозрением уставился на него, не зная, что же тот ему скажет. Эндре немного растерялся, хотя несколько дней готовился к этой встрече, продумывал до мельчайших деталей каждую фразу. Однако стоило только ему увидеть Милана, как вся заранее заготовленная речь вылетела из головы.

Священник на миг закрыл глаза и прошептал:

— Господи, пошли мне силы, не оставь меня попечением своим... — Эндре шептал и чувствовал, что воспоминания о совместно проведенных днях еще слишком свежи в его памяти. Поправив очки, он сложил руки на груди: — Господи, Милан, где мне пришлось встретиться с тобой!

И хотя за последние годы Милан настолько закалился, что не боялся расчувствоваться, однако на сей раз ему все-таки пришлось взять себя в руки. Он сразу же подумал о том, что, видимо, эту встречу ни в коей мере нельзя считать случайной, так как ни контрразведка, ни гестапо не устраивают своим узникам встреч с друзьями, а раз так, то нужно держать ухо востро.

— Пришлось? — переспросил Милан. — Почему именно пришлось? Кто тебя принудил к этой встрече?

Эндре не понравился недружелюбный тон, каким заговорил Милан, а ведь он надеялся, что тот встретит его с радостью.

— Никто меня не принуждал, кроме моей собственной совести.

Милан поджал под себя ноги и с недоверием посмотрел на худое загорелое невозмутимое лицо священника.

— Почему ты не садишься? — спросил Милан.

Эндре сел, проведя кончиком языка по сухим губам.

— Ты недоверчив. Я-то вижу, как настороженно ты встретил меня, хотя я тебя понимаю... — Тут Эндре вспомнил, что ему советовал профессор: «Если он встретит тебя с недоверием...» — Да-да, я тебя понимаю. Я бы на твоем месте тоже задал бы вопрос, как меня сюда пустили. Я вернулся с фронта...

— Лучше скажи, что тебе от меня надо?

— Профессор Эккер попросил меня поговорить с тобой.

— Профессор или штандартенфюрер?

— Штандартенфюрер вызывает к себе, а со мной разговаривал профессор. От него я и узнал, что это он отозвал меня с фронта... чтобы я помог тебе.

— В чем? — спросил Милан, обезоруженный такой откровенностью Эндре, и подумал, что, быть может, тот и на самом деле пришел к нему с добрыми намерениями.

— Эккер знает, что мы хорошие друзья. Ему известно и о том, как я за тебя переживал, когда тебя арестовали еще в первый раз. От него я и узнал, что ты здесь, и он подробно рассказал мне о твоем положении. Он не скрывает, что тебя ждет смертный приговор. Рассказал мне, что уже допрашивал тебя, хотел добиться от тебя признания, но ты не доверился ему и не поверил, что он может спасти твою жизнь.

— А ты-то сам ему веришь?

— Разумеется.

— Жаль, что не тебе нужно давать показания, а то бы задача у Эккера была совсем легкой. Я же ничего не сказал бы, если бы даже доверял ему. Речь ведь идет вовсе не о доверии, Эндре, но тебе этого не понять.

Священник спорить не стал.

— Эккер попросил меня поговорить с тобой, вот я и пришел.

Узник улыбнулся, отчего строгие черты его лица несколько смягчились, а заросшее щетиной лицо стало даже красивым. «Эндре остался таким же наивным, как и в студенческие годы. Ну разве можно на него сердиться? Дивизионный капеллан побывал на фронте, а своей наивности так и не утратил».

— О чем же ты намерен говорить со мной? — спросил Милан почти дружеским тоном.

— Милан, ты очень многим дорог... Если ты не признаешься, тебя повесят.

— До этого еще далеко, Эндре. — Милан поднес руки, скованные наручниками, к подбородку и почесал его. — Сначала они позабавятся со мной. — Однако желания говорить о пытках и смерти у него не было, и он перевел разговор на другую тему. — Я рад, что вижу тебя. Ты заметно возмужал...

— Давай не будем сейчас говорить обо мне, — нетерпеливо перебил его священник, который действительно поверил Эккеру и теперь хотел помочь другу. — Ничего интересного во мне нет.

— Тогда давай поговорим о женщинах. Ты женился?

— Милан, не будь циником.

— Представим, — продолжал Милан, — что ты попал в плен, а я тебя допрашиваю. Ты служил в карательном отряде, который охотился за партизанами. Вы сожгли одно село, захватили несколько партизан. Всех их ждет смерть. А я тебе и говорю: «Эндре, мы с тобой друзья. Если ты откажешься от своей веры и выдашь своих друзей, я спасу тебе жизнь». И что же ты мне на это ответишь?

Капеллан поправил очки и молчал, так как теперь нужно было солгать, а он не умел лгать, да и не хотел.

— Отвечай! Принял бы ты мое предложение?