Дубравка Угрешич - Снесла Баба Яга яичко

— Теперь твоя очередь, Кукла! — сказала Беба.

— Не знаю.

— Ну же, скажи, ведь все остальные сказали! Все с напряжением ждали Куклиного ответа.

Кукла посерьезнела, слегка нахмурилась, лицо стало серьезным, она глотнула немного шампанского, а потом медленно произнесла:

— Дьявол.

— Что — дьявол?!

— Дьявол — вот идеальный мужчина, — спокойно сказала Кукла.

— Почему? — с тревогой спросили все разом.

— В истории человечества дьявол был самым опасным соперником обычных мужчин. Идеальным мужчиной не может быть Супермен. И уж тем более Тарзан. Дьявол — это мужчина с долгой, мощной и убедительной биографией соблазнителя. Дьявол — это единственный соперник самого Бога, который, как мы знаем, тоже мужчина.

Все молчали, похоже, что в Куклином ответе была доля истины.

— Э, и здесь я дисквалифицирован! — выпалил Мевлудин, нарушив тишину.

— Почему?

— Да как же, дорогая, — почему? Душа у меня нежная, как боснийская слива, — как с такой слабой душой быть дьяволом?

— Но черт любит женщин! — сказала Беба.

— И что?

— Так и ты любишь женщин!

— Люблю, дорогая, всех вас люблю! — сказал Мевло.

— Вот, уже за одно только то, что ты любишь женщин, тебя можно считать идеальным мужчиной! — вынесла вердикт Беба.

Не будет излишним еще раз напомнить тот факт, что в действительности все происходило гораздо медленнее.

— Разве это не странно, — сказала задумчиво Беба.

— Что, дорогая, странно?

— Да то, что нас, женщин, по сути дела, мало кто любит.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Кукла.

— Нас любят только одни трансвеститы! — сказала Беба горько, а потом весело добавила, — и еще Мевло!

Никто из них троих — ни Беба, которая выпила немного лишнего, ни Кукла, ни Мевло — даже не заметили, что шезлонг Пупы отплыл от них довольно далеко. Увидев, что Пупы среди них нет, они принялись оглядываться и обнаружили Пупин плот на другом краю бассейна. Пупина голова была опущена на грудь, немного набок, и теперь Пупа еще больше походила на курицу.

— Опять заснула, — сказала Беба.

— Почему у нее торчит вверх рука? — с тревогой спросила Кукла.

— А что такого?

— Заснула с поднятой рукой? Действительно, Пупа спала в странной позе, с немного приподнятой рукой, стиснутой в кулак.

Кукла, Беба и Мевло поставили бокалы на край бассейна и поспешили к Пупе. Приблизившись, они увидели, что рука ее не стиснута в кулак, а сложена в кукиш.

— Может, она слегка опьянела и решила показать нам фигу? — сказала Беба.

— А может, дорогая, она просто испустила душу? — брякнул Мевло.

— Господи Иисусе, Мевло, беги за доктором! — взвизгнула Беба.

Доктор Тополанек прибыл немедленно. Санитары извлекли Пупу из бассейна. Доктор Тополанек пощупал Пупин пульс, потом сонную артерию, поднял одно Пупино веко… Да, никакого сомнения не оставалось: Пупа наконец переселилась в мир иной.

— Восемьдесят восемь лет — это отличный результат, — сказал доктор Тополанек.

Он, правда, хотел добавить, что это полная ерунда по сравнению с Эммой Фоуст Тиллман, которая умерла в сто четырнадцать, но спохватился, что рассуждения о долгожительстве в данной ситуации не совсем уместны. Поэтому он просто сказал:

— Да упокоится душа ее…

Кто знает, о чем думала Пупа, удаляясь на плавающем шезлонге к противоположному краю бассейна? Может быть, в какой-то момент она поняла, что теплые, веселые голоса вокруг нее стали стихать, а потом и вовсе исчезли, и она вдруг оказалась укутанной в глухую, ватную тишину? Пестрые пятна — лица Куклы, Бебы и парня в тюрбане — постепенно поблекли, и она очутилась в мире без красок, где ей показалось, что она уже умерла и теперь кормилица Смерть покачивает ее в теплой Лете. Может быть, ее память резко вытянулась наподобие яркого языка, детской игрушки, которая растягивается, если в нее дунуть, а потом мягко свилась в ленту Мебиуса, и она, Пупа, ясно вспомнила, что, смотри-ка, она в этом же самом месте уже была. И было это в семьдесят каком-то, когда она, по прошествии долгого времени наконец-то получила загранпаспорт… Чехословакия тогда была одной страной, из которой позже вылупились две, так же как из некогда одной Югославии получилось шесть. Ее с Костой пригласили сюда на симпозиум гинекологов, и останавливались они в этом же отеле, только тогда он назывался «Москва».