Маша Трауб - Я никому ничего не должна

Были и другие вопросы, на которые Сергей не мог найти ответ. Что было такого в Котечке, чего не было в нем? Что этот павлин мог дать Наде, чего он не дал? Почему она выбрала именно его? И почему продолжает с ним жить – и год, и второй, и третий?

Когда у Андрея родился сын, больной ребенок, названный не в честь его, а в честь отца Анны, Сергей позвонил Наде.

– Чем я могу помочь? – спросил он.

Он не спрашивал: «Могу я чем-нибудь помочь?», «Нужна ли моя помощь?» Он спрашивал, что он должен сделать.

– Ничем, – ответила Надя. Она не услышала вопроса, не захотела услышать.

Он не общался с сыном не потому, что не хотел, не потому, что был обижен. Он боялся. Просто боялся – того, что Андрей скажет о нем так же, как о том пожилом преподавателе, который шамкал вставной челюстью. Что, кроме отвращения, брезгливости и ненависти, тот не будет ничего испытывать – ни жалости, ни сострадания, ни снисхождения.

И вот теперь Сергей Петрович Иванов, доктор наук, член-корреспондент Академии наук, автор книг и научных работ, сидел у постели своей умирающей жены и думал, какой он был идиот, что дал ей уйти. Ведь никого роднее и дороже у него в жизни не было. Только его Надя, которую он полюбил с первого взгляда и продолжал любить всю жизнь и теперь еще больше. Он гладил ее по руке и мысленно просил у нее прощения. Ведь если бы он тогда не пошел на принцип, она была бы с ним, и все у них было бы хорошо. И возможно, Надя бы не заболела.

Сергей Петрович доставал лекарства, разговаривал с лечащим врачом и умолял спасти его жену или продлить ей жизнь, пусть на месяц. Он хотел забрать Надю из больницы и провести последние дни с ней вдвоем, понимая, что это невозможно.

Если бы было возможно взять болезнь Нади на себя, Сергей, не задумываясь, сделал бы это.

Лена приезжала. Что-то она зачастила в последнее время. Мы затеяли осеннюю генеральную уборку и завоз продуктов «на зимовку». Лена волокла мне мясо, куриные окорочка, рыбу, распихивала в морозилку. И почему-то все время смотрела в пол или в сторону, как будто боялась встретиться со мной взглядом.

– Лен, я что, так плохо выгляжу? – напрямую спросила я.

Лена села и расплакалась.

– Ну чего ты, девочка? – погладила я ее по голове.

И от моего тона, от невольного жеста, от непроизвольно вырвавшегося ласкового «девочка» Лена разрыдалась еще сильнее.

– Не бойся, все будет хорошо. Я не умру, – сказала я, – врачи ошибаются. Я знаю.

– Вы так похудели, – плакала Лена, – и вам больно. Я же вижу!

– Ты моя хорошая… – Я продолжала гладить ее по голове.

– Знаете, что я думаю? Вы говорите медленнее ваши воспоминания… Понемножку. Хорошо?

– Ты боишься, что я договорю и умру? – улыбнулась я.

Лена кивнула.

– Какая ты глупая. Не волнуйся, мне еще говорить и говорить. Устала уже вспоминать.

Кое-как мы сделали уборку и попили чай. Лена заставила меня съесть кусок мяса, которое пожарила. Кусок, как всегда, был жесткий, как подошва. Но я съела, и она ушла почти счастливая. Ну за что мне эта Лена? Я ее не заслуживаю. Сейчас таких больше нет. Я не встречала.

Надо все-таки дорассказать эту историю, хотя сил уже никаких нет. Она меня вымотала, но надо закончить.

Так вот, Андрей редко приезжал к матери в больницу.

– Андрюшечка, ты приедешь? – спрашивала Надежда Михайловна, когда звонила и заставала его дома.

И тогда он, конечно же, приезжал.

И только в тот раз не приехал.

– Андрюшечка, ты приедешь? – спросила она.

– Попробую вырваться, – ответил он.

А Надежда Михайловна в очередной раз подумала: откуда вырывается ее сын? И почему он должен именно вырываться? Он ей давно ничего не рассказывал.

Но он не смог, не приехал. Надежда Михайловна умерла, а Сергей продолжал гладить пальцем ее запястье. И она была почти счастлива. Только вот об Андрюше беспокоилась. Ждала до последнего приемного часа.

Ее хоронил Сергей. Все организовал, все оплатил – место на престижном кладбище, семейное захоронение, где завещал похоронить и себя. Чтобы рядом с женой, под одной фамилией.

Котечка во время похорон брезгливо стоял в луже и думал о том, что у него совсем промокли ноги и он наверняка простудится.

А до Андрея так и не дошло, что он не попрощался с матерью – так он и не сопоставил, не сложил ее звонок с просьбой приехать и смерть. Он даже об этом не думал, а о чем думал – неизвестно.

Известно точно, что после смерти матери он приехал домой и поразился чистоте, новому порядку в расстановке обуви в коридоре и присутствию в доме незнакомой женщины. Раечка тоже была даже не поражена, а потрясена. И честно рассказала, что давно здесь живет с Котечкой, которому она почти жена. Андрей сказал ей, чтобы она убиралась из квартиры его матери, Раечка в слезах хватала плащ, а Котечка пытался ее остановить. Дурная, мерзкая сцена.