Аллаверды Хаидов - Мой дом - пустыня

...На полевом стане было чисто, тихо, безлюдно. Лишь повариха звякала чем-то в своем хозяйстве да бригадир горбился за вкопанным в землю столом — подсчитывал что-то в своем блокнотике. Он увидел гостя и пошел навстречу, поздоровался как со старшим, соблюдая ритуал.

Старик размял затекшие ноги и шутливо заметил:

— Не старайся попусту, Халык. Бригадир ты хороший, но артист из тебя все равно не получится.

— С чего вы взяли, что я собираюсь в артисты? — осведомился бригадир.

— Разве нет? — не поверил старик. — Тогда объясни мне, пожалуйста, свое поведение. Ты громко здороваешься. Мою руку двумя руками пожимаешь. Спешишь принять уздечку моей лошади. Разве не так?

— Так.

— Вот я и подумал: наверно, мол, Халык в художественную самодеятельность записался и репетирует на ходу, не теряя времени зря.

— Со временем действительно худо, — согласился бригадир, — не знаешь, откуда отщипнуть лишний кусочек. Рук не хватает, яшули. Не хватает рук, хоть ты что хочешь делай, хоть в осьминога превратись на время.

— Передачу «В мире животных» смотрел по телевизору? — догадался старик.

— Смотрел немножко, — кивнул бригадир.

— Неужто домой для того ездил? Бригадир пожал плечами.

— Зачем домой? У нас на полевом стане батарейный есть. «Электроника» называется. Ничего показывает, только экран маленький.

— Смотри-ка ты! — Сказал старик с уважением.— Выходит, зря я тебя в приверженности к старине упрекнул?

— У кого что болит, тот о том и говорит.

— Это как понимать?

— А вы вокруг поглядите.

— Поглядел. А дальше?

— Что увидели?

— Дом под шифером вижу, кошмы на топчанах вижу — хорошие кошмы, новые, заботишься о людях.

— Больше ничего не заметили?

— После заметил,— старика начала забавлять эта непонятная игра, — сборщиков хлопка заметил.

— А вы не обратили внимание на целый табун мотоциклов и велосипедов? — повернул бригадир тему разговора в нужное русло. — Там даже автомашины есть. А вот ни ослом, ни конем не пахнет. Это как, по-вашему?

— Не понял, — сказал старик. — При чем тут лошади и ослы? Люди хотят жить-по-современному.

— Значит, поняли,— заключил бригадир.— Поймите и разницу. Она равна двадцати килограммам тонковолокнистого сорта хлопка.

— Опять загадки загадываешь? Любишь ты, Халык, всякие шарады.

— Нет тут загадок, яшули, нет шарад. Все проще выеденного яйца. Вы, полагаю, прибыли сюда не на экскурсию, так? Так. Разумеется, вы намерены присоединиться к сборщикам. Если бы вы с утра сели не на свою почтенную кобылу, да будет мирным остаток дней ее, а на «Жигули», то приехали бы намного раньше и успели бы уже собрать не менее двадцати килограммов хлопка. Ваш Довран по тридцать приносит на харман.

Старик помолчал, подумал и не слишком искренне рассмеялся.

— Ты хитрый человек, бригадир, — сказал он,— и я не осуждаю тебя за хитрость, потому что она не для личной выгоды. Однако ты ошибся. Я прибыл не собирать хлопок, а посмотреть на своего внука Доврана. Если он согласится поехать со мной, я покажу ему красивое ущелье, где сплошные заросли ореха. Если нет, я поеду один. И никто мне ничего не скажет, потому что я человек, пребывающий на законном отдыхе. Я пенсионер — тебе знакомо, надеюсь, такое юридическое понятие? Можешь ты представить, что человек имеет право на отдых?

— Нет, — сказал бригадир, — не могу. Трудно мне представить, чтобы тот, кто проработал всю свою жизнь, смог найти смысл в безделье, даже если оно и узаконенное. Безделье — это гибель.

— Так думаешь только ты, потому что тебе еще далеко до пенсии и ты еще не в состоянии ощутить всей сладости отдыха.

— Так думают многие,— стоял на своем бригадир.— В поле работают нынче те, с кем даже вы будете здороваться двумя руками, несмотря на ваше отрицательное отношение к старым традициям.

— Неужто Оразберды-ага вышел?! — не сумел сдержать удивления старик.

— Да,— подтвердил бригадир.— И потому я Доврана не отпущу с вами в ореховое ущелье. Погода шаткая, неуверенная. Вчера в горах выпал снег. Я не помню, чтобы когда-нибудь тринадцатого октября выпадал снег.

Они оба, старик и бригадир, одновременно глянули в сторону гор. Над горными кряжами клубились тучи. Теперь их уже не надо было угадывать, и предполагать, они виднелись явственно-тяжелые, лилово-черные, пронизанные кое-где солнцем и оттого еще более зловещие.

Настроение у старика сразу упало. Он долго молчал, глядя на тучи и не видя их. Потом спросил: