— Товарищ Леля,— наставительно сказал Костя.— Вы стояли рядом. Вы слышали мой разговор с шофером о случайном попутном транспорте. И ничего не поняли. Значит, вам бесполезно объяснять, что такое — использовать обстановку.
Володька долго был на отрыве, но все же — у первых вышек старого промысла Лох-Батан — они его нагнали.
Контрольный пункт, где отмечались прибывающие подразделения, помещался дальше, в здании конторы участка.
— А где это?— спросил Рауф.
— Идем, я знаю,— сказал Костя.— Я бывал здесь.
Они прошли через поселок, окруженный лесом решетчатых вышек, головастыми кланяющимися качалками. На мокром песке чернели жирные пятна пролившейся нефти. В здании с плакатом «Все для фронта, всё для победы!» им показали, куда пройти. Широкоплечий капитан, у которого один рукав гимнастерки был пустой, придавил их предписание чугунным пресс-папье и сделал отметку о прибытии.
— Неплохой марш-бросок, орлы... В контрольный срок уложились, даже сократили его на полчаса. В красно?! уголке — привал, один час. Потом ваше отделение следует обратно тем же маршрутом. В районе моста тихо, артобстрел прекращен. Ясно?
— Так точно, ясно,—ответил Костя.— Товарищ капитан, разрешите доложить?
— Докладывайте.
— Боец Васильев выбросил по дороге песок из мешка. Он же, вопреки приказу, прошел зону артобстрела напрямик.
Капитан вздохнул и посмотрел на Костю.
— Так, так... Чепе, значит?
— Чепе. Считаю его раненым. Обратно он идти не может.
— Да, не может,— согласился однорукий капитан.— О факте неподчинения доложите командиру своей роты. Кто у вас?
— Старший лейтенант Григорьев.
— Знаю. Можете идти. А вы, Васильев, обождите. Не здесь — в коридоре.
В коридор они вышли вместе.
— Недисциплинированность? Неподчинение?—тихим от ярости голосом спросил Володька, уже когда сидели в красном уголке.
Левка, Игорь и Рауф подвинулись поближе, чтобы вмешаться и сразу разнять их, если начнется драка.
— Недисциплинированность — это, чтоб покороче объяснять, а на самом деле...
— Марина...
— Ты Марину не трогай. При чем тут Марина? И хватит! С тобой на фронте бы, под Москвой...
— Дурак ты! Мне же лучше — меня в город повезут на машине. А вы — топайте!
— На фронте такому сержанту свои ребята всадили бы пулю,— усмехнулся Володька.
Он вышел, хлопнув дверью.
Костя постукивал кулаком по столу, по выцветшему кумачу. Надо бы выйти следом и поговорить как мужчина е мужчиной. Сколько можно пересиливать себя.
На столе лежал листок с отпечатанной на машинке сводкой,— вчерашняя, вечерняя. Те же направления — Калининское и Волоколамское. И еще, косое — Ростовское. Несколько дней подряд сообщалось иначе — «на одном из участков Юго-Западного фронта». В этой же сводке говорится о трех бойцах-автоматчиках, оборонявших ночью моет. Втроем они уничтожили больше сорока вражеских солдат и отстояли переправу... Москва — пo-прежнему в опасности. И такими незначительными показались Косте их сегодняшний поход и стычка с Володькой.
Володька, когда ребята выходили строиться, отвернул голову, чтобы ни с кем не встречаться взглядом.
Короткий зимний день исчезал на глазах. Потом совсем стемнело. Хорошо хоть перестал снег. Костя хлюпал по грязи и старался угадать, застанет ли он Марину в школе, когда придут сдавать оружие военруку. Если успеют до девяти, то застанет. Их школу перевели в другое здание, занятия идут в три смены. А в той, в старой,— госпиталь. И странно видеть в окне своего класса бледного человека с рукой ва перевязи, s сером байковом халате, или другого — у того вся шея забинтована, и издали похоже, что он в жабо.
Рассказать ли Марине про Володьку? Война, военные занятия как-то отдалили их от девчонок. У них были свои мужские дела и свои оценки поступков и слов. И девчонки чувствовали это.
Внезапно им в спину ударили два луча. Мимо проскочил «пикап».
— Володька поехал,— сказал Игорь.
— А черт с ним!— сказал Рауф с нескрываемой завистью.
Костя решил — он расскажет Марине, иначе Володька, бедная жертва, сам затеет разговор, и вся эта история может предстать совсем в другом освещении. А что, а вдруг он действительно подлец, сукин сын и предатель?
— Ребята!— остановился Костя.— Скажите мне, только честно... Я стою того, чтобы всадить мне пулю в затылок?! На фронте? Скажите, я это заслужил?
— Да брось ты!— сказал Миша Треухов.— Володька — Володькой. Но когда ты докладывал, ты же знал, что и тебе, командиру, перепадет за это от нашего старлея. Правда, ребята?
Читать дальше