Юлия Франк - На реках вавилонских

— Но он отец ваших детей. Так вы познакомились с ним в Берлине?

— Да. — Нелли перевела внимательный взгляд с Флейшмана на меня и неожиданно улыбнулась.

Флейшман подошел к ней поближе.

— Да? — Голос его был почти дружелюбным, манил теплотой, пониманием умудренного жизнью человека.

— Нет, ничего я невольно подумала кое о чем другом.

— И о чем же?

— Этого я бы говорить не хотела. Ведь я не обязана, верно? — Она отвела с лица прядь волос и опять улыбнулась. Возможно, она узнала во мне старого знакомого, мы ведь вчера уже встречались, — и сейчас это могло создать у нее ощущение непривычной близости. Я был ее старый знакомец. Ее туфля беспокойно покачивалась вверх-вниз. Ноги, поросшие черными волосками, казались матовыми и отливали желтизной, а в сравнении с ее вообще очень светлой, даже почти белой кожей они выглядели подкрашенными, и этому могло быть только одно объяснение: к своему цветастому платью из легкой, и, как я предполагал, полупрозрачной ткани, основным цветом которой был яркий лимонно-желтый, она надела ярко-желтые нейлоновые колготки. И синие босоножки тут тоже не очень подходили.

— Нет. Вы ничего не обязаны. — Мнимое дружелюбие Флейшмана не уменьшилось ни на йоту, возможное разочарование, вызванное ее замкнутостью, на его поведении никак не сказывалось. — Но я могу вам сказать, о чем вы подумали. О том, что с Баталовым вы познакомились вовсе не в Берлине.

— Не в Берлине? — По телу Нелли прошла судорога, ее нога перестала покачиваться. Она с удивлением, почти с любопытством смотрела на Флейшмана.

— Вы познакомились с ним в Аренсхоопе, Хоэ Уфер, двадцать девять. Припоминаете?

— Как вы сказали? — Нелли закашляла.

— Дочь хозяина дома пригласила в гости вас и еще нескольких друзей. Там вы впервые встретились с Баталовым.

— В Аренсхоопе? — Нелли покраснела.

— Синий дом с тростниковой крышей. Одиннадцатое апреля тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Вы прибыли утром: поездом доехали до Рибница, оттуда автобусом до Аренсхоопа. Песчаная дорога. Тополя. Облепиха. Собралась большая компания из Восточного Берлина. Карин, дочь владельца дома отдыха, с ее мужем Ленертом, Эльфрида, переводчица, Роберт и Петер — два берлинских художника. И вы сами. Вы как раз сдавали экзамены на аттестат зрелости. Из Лейпцига там был Франц Наузе, инженер по строительству высотных зданий, со своей подругой Бербель, студенткой-медичкой, и наконец переводчик Баталов из Ленинграда.

Нелли молчала, красные пятна с ее лица сползли вниз в вырез платья, она напряженно разглядывала носки своих туфель.

— Не забывайте, что мы хотим вам помочь. Нам желательно бы верно оценить вашу ситуацию. Вы понимаете, сколь многое может от этого зависеть? — Флейшман облокотился о письменный стол. Он явно получал удовольствие, загоняя Нелли в тупик — ведь он ей демонстрировал, что знает намного больше, чем полагали она и другие. Материалы ЦРУ содержали информацию, о которой другие спецслужбы могли только мечтать. Мнимая любезность Флейшмана должна была сейчас казаться Нелли непредсказуемой и опасной.

— Насколько хорошо вы знали тех друзей, через которых познакомились с Баталовым?

— Насколько хорошо я их знала? — Нелли начала заикаться.

Какую-то секунду Нелли Зенф и Флейшман удивленно смотрели друг на друга, словно вопросы задавал кто-то третий, и оба они не знали, что отвечать.

Мисс Киллибегз осторожно открыла дверь и внесла поднос с кофейником-термосом и чашками, в комнату хлынул кофейный аромат. Когда она хотела наполнить чашки, Флейшман взял кофеник у нее из рук.

— Вы позволите? Ах да, не будете ли вы столь любезны, мисс, не принесете ли еще одну чашку?

Мисс Киллибегз скрылась, а Флейшман налил кофе в одну из чашек.

— С сахаром? С молоком?

— Спасибо, мне черный. — Нелли откашлялась, потом взяла у него чашку и стала дуть на кофе.

— Не стройте из себя дурочку, фрау Зенф. Если вы будете отвечать мне вопросами на вопросы, то я применю другие методы и прикажу со всей возможной любезностью отправить вас обратно.

— Карин я знала, остальных — нет. — Нелли пыталась пристроить чашку у себя на коленях. После короткой попытки она эту затею оставила и держала теперь чашку на весу.

— А Баталов, он что, с самого начала свободно говорил по-немецки? — Флейшман налил кофе и молока во вторую чашку, положил на край блюдца три кубика сахару и поставил чашку на стол фрау Шрёдер.

— У него был легкий акцент, однако некоторые люди принимали его за южно-немецкий. Его мать была немкой, и немецкий язык с детства был у него на слуху. — Мешая кофе, Нелли взглянула на Флейшмана. — Верно? — Должно быть, ее собственные высказывания казались ей теперь никчемными и требующими постоянной сверки с тем, что знал Флейшман.