Тропа паучьих гнезд

Пин не отвечает, он смотрит на нее исподлобья и корчит презрительную гримасу.

— Я только что встала, — говорит Джилья с невинным видом.

«Поняла, сука, — думает Пин, — все поняла».

Но все же ему кажется, что ничего серьезного пока что не произошло: женщина вся в напряжении, кажется, что она затаила дыхание.

Появляется Ферт. Он ходил умыться: на шее у него болтается цветастое вылинявшее полотенце. У него лицо пожилого человека — изрытое морщинами, с глубокими тенями у глаз.

— Все еще не стреляют, — говорит он.

— Разрази меня гром, Ферт! — восклицает Пин. — Что они, заснули там, что ли!

Ферт не отвечает и цыкает зубом.

— Подумать только, вся бригада спит на гряде, — продолжает Пин, — а немцы крадутся сюда на цыпочках. «Raus! Raus!» Ìû îáîðà÷èâàåìñÿ — è âîò îíè.

Пин показывает пальцем, и Ферт оглядывается. Потом, досадуя, что оглянулся, пожимает плечами. Он усаживается у очага.

— Я болен, — говорит он.

— Хочешь каштанов? — спрашивает Джилья.

Ферт сплевывает в огонь.

— От них у меня изжога, — говорит он.

— Тогда выпей одного бульона.

— У меня от него изжога. — Потом, подумав немного, говорит: — Давай.

Он подносит ко рту грязный котелок и пьет. Затем ставит его на землю.

— Ладно, а я поем, — заявляет Пин.

Он принимается выскребать горячее каштановое месиво.

Ферт поднимает на Джилью глаза. На верхних веках у него ресницы длинные и жесткие, а нижние — совсем без ресниц.

— Ферт, — произносит женщина.

— Да?

— Почему ты не пошел?

Пин засунул лицо в котелок и поглядывает на них через край.

— Куда не пошел?

— В бой, что за вопрос?

— А куда ты хочешь чтобы я пошел, куда ты хочешь чтобы я пошел, когда я сам не знаю, куда мне деться.

— Что–нибудь не так, Ферт?

— Что–нибудь не так! Если бы я знал, что не так. В бригаде мечтают меня повесить, давно мечтают. Они играют со мной как кошка с мышью. Каждый раз одно и то же: Ферт, ну же, Ферт, об этом поговорим потом, а теперь смотри, Ферт, подумай, Ферт, берегись, сколько веревочке ни виться, конец у нее один… К черту! Я больше так не могу. Если у них есть что мне высказать, пожалуйста, пусть выскажут. Я хочу наконец делать то, что мне хочется.

Джилья сидит несколько повыше его. Она долго смотрит ему в глаза и тяжело вздыхает.

— Я хочу наконец делать то, что мне хочется, — говорит Ферт Джилье, глядя на нее своими желтыми глазами. Он кладет руку ей на колено.

Слышно, как Пин громко чавкает, засунув голову в пустой котелок.

— Ферт, — говорит Джилья, — а если они сыграют с тобой какую–нибудь скверную шутку?

Ферт придвигается к ней и усаживается у ее ног.

— Я не боюсь умереть, — говорит он. Но губы у него дрожат. Губы у него как у больного мальчишки. — Я не боюсь умереть. Но прежде я хотел бы… Прежде…

Он закидывает голову и смотрит на Джилью снизу вверх.

Пин, не вынув ложки, швыряет котелок на землю. Дзинь — звякает ложка.

Ферт оглядывается на Пина. Он смотрит на него, кусая губы.

— Что? — спрашивает Пин.

Ферта передергивает.

— Не стреляют, — говорит он.

— Не стреляют, — соглашается Пин.

Ферт встал. Он нервно расхаживает из стороны в сторону.

— Принеси–ка немного воды, Пин.

— Сейчас, — отвечает Пин и начинает зашнуровывать башмаки.

— Ты бледна, Джилья, — говорит Ферт. Он стоит за нею и коленями касается ее спины.

— Возможно, я больна, — со вздохом отвечает Джилья.

Пин принимается распевать монотонно и бесконечно:

— Она бледна!.. Она бледна!.. Она бледна!.. Она бледна!.. Она бледна!..

Мужчина гладит женщину по щекам и закидывает ей голову.

— Больна тем же, чем и я? Скажи, ты больна тем же, чем и я?

— Она бледна… Она бледна, — распевает Пин.

Ферт поворачивается к нему с искаженным лицом.

— Ты принесешь наконец воды?

— Погоди… — говорит Пин. — Вот зашнурую другой башмак.

Он продолжает копаться со шнурками.

— Я не знаю, чем ты болен, — говорит Джилья. — Чем ты болен?

Мужчина говорит тихо:

— Я болен так, что едва стою на ногах, я этого больше не выдержу.

По–прежнему стоя позади нее, он берет ее за плечи и притягивает к себе.

— Она бледна. Она бледна.

— Живее, Пин!

— Иду. Сейчас иду. Дай мне бутылку.

Потом Пин останавливается, словно прислушиваясь. Ферт тоже останавливается и смотрит в пустоту.

— Не стреляют, — говорит он.

— А? Правда не стреляют… — говорит Пин.

Оба молчат.

— Пин!

— Иду.

Пин уходит, помахивая бутылкой и насвистывая все тот же мотив. Сегодня у него будет чем поразвлечься. Пин их не пожалеет: Ферта он не боится, он больше никем не командует; раз он отказался идти на операцию, он больше не командир. Свист Пина теперь не доносится до кухни. Пин замолкает, останавливается и на цыпочках возвращается обратно. Наверняка они уже валяются друг на друге и кусаются, как собаки! Пин опять на кухне, среди обломков старых стен. Ничего подобного: они на том же самом месте. Ферт запустил руку в волосы Джильи, а та пытается вывернуться гибким кошачьим движением. Услышав, что вошел Пин, оба тут же резко оборачиваются.