В голове гудело. Мысли ворочались с трудом. Какой сейчас урок? Геометрия? До нее ли? Все происходящее в классе казалось далеким и ненастоящим, будто на экране телевизора. Глаза не могли оторваться от затылка Лилы, от блестящей синей заколки с пружиной. Заколка эта всегда казалась Саньку тугой и неудобной, причиняющей Лиле боль, безжалостно стиснувшей пряди черных непослушных волос. «Интересно знать, — сказал в мозгу чей-то, будто чужой, голос, — когда это снова теперь повторится?» Санек подумал с минуту. А потом ответил этому голосу: «Когда она захочет…» И тут же поправил себя: «Вот как ей снова в голову взбредет, тогда и повторится. Это тебе не Анюта, тут все по-другому…»
Но, разумеется, это он проговорил только в своих мыслях, не вслух.
В половине третьего они разошлись из школы, а уже в пять двадцать верный Санек дежурил у ее подъезда. Лила привычно вручила ему футляр с виолончелью (обычно она называла ее своей балалайкой) и пошла рядом.
У нее была привычка идти не под руку, а держа пальчиками, словно прищипывая, рукав его пальто. И если она была в хорошем настроении, то проделывала такую шутку: сообразуясь с ритмом движения, внезапным толчком выбрасывала руку Санька вперед и тут же толкала его бедром. Каждый раз от неожиданности и от тревоги за хрупкую виолончель Санек отскакивал на несколько шагов и уморительно размахивал свободной рукой, чтобы восстановить равновесие.
— Ага, опять пропустил, — радовалась она.
А Сане словно углей насыпали в штанину — нога так и горела там, где прикоснулось к ней жесткое Лилино бедро.
Была у нее и другая забава. Она шла с ним шаг в шаг и начинала поглаживать его руку, плотно ее сжимая. Вроде бы всего лишь дружеский жест. Но уже через несколько шагов Санек краснел, дыхание его сбивалось… Лила следила за ним искоса. И заметив, что он уже сам не свой, отталкивала его и говорила:
— Иди один. Ты мне только мешаешь, — и дальше шла в двух-трех шагах от него. Пока ей это не надоедало.
А то вдруг, когда народу вокруг не было, пустится перед ним, пританцовывая, вприпрыжку, закружится, легко, как балерина, сделает реверанс — и снова прилипнет к его боку.
В общем, дурачилась, как могла.
Но на этот раз она вела себя смирно. Как обычно, Санек спросил:
— Уроки какие-нибудь сделала?
— Нет, мне пилежку надо было повторять, — то есть ее занятия на виолончели. — А ты?
— Да я только историю прочел. А открыл алгебру — в лом, не могу. Может, вечером посижу, задачки порешаю…
— Ты начинай с конца, а я с начала, — так они обычно делали домашнее задание на двоих. — Потом созвонимся.
Пошли молча. Санек раздумывал, как бы перебросить мостик из этого часа обратно на ту перемену, что они провели наедине перед актовым залом. Но Лила, казалось, обо всем забыла и помогать ему не собиралась.
На остановке долго ждали автобуса и выбились из своего поминутно расписанного графика. В вагоне заметили мать с дочкой, которые тоже ехали в музыкальную школу, с крохотной скрипочкой — «восьмушкой». И мама, и дочка так и пялили глаза на Лилиного спутника. «Такой юный, а какой высокий и мужественный», — прочитала Лила их взгляды. Глаза у них так и сверкали. Сошли вместе на остановке, глянули на часы. Мама и дочка рванули бегом. Санек припустил семимильными шагами рядом, Лила не успевала за ними. Сбила дыхание и начала тихо злиться.
Вот наконец и школа. К ней, как всегда, подкатывали в это время разноцветные машины, из которых выпархивали молодые дарования. Маленькая скрипачка с мамашей взбежали на крыльцо, Санек рванул было следом, но тут Лила наконец поймала его за рукав.
— Постой!
— Опаздываем! — взволнованно обронил Саня, будто это он, а не она должен быть сейчас на занятиях.
— Подожди.
Придвинулась близко-близко, поправила ему воротник свитера, выглядывавший из-под куртки. Они стояли неподвижно на ярко освещенном крыльце. Мимо пробегала малышня с музыкальными инструментами и без них, чинно проходили ребята постарше и педагоги. Санек замер, глядя в глаза Лилы. Что-то важное скажет она ему сейчас.
— Знаешь, Саша… — он машинально отметил, что она нечасто так его называла. — Я сегодня весь вечер думаю об одном. Вот о чем. Чего мне больше всего хочется на свете? И знаешь, чего? Чтобы мы с тобой были не мальчик и девочка, а совсем уже солидные взрослые люди. Чтоб нам было лет по тридцать. И мы, конечно, с тобой уже давно женаты. И я уже родила тебе двух девочек, Машу и Дашу. А ты их будешь все время поднимать, вертеть, кувыркать, на руках носить. И подруги мои будут говорить: «Слушай, почему ты ему позволяешь так с детьми обращаться?» А я им скажу: «Я в нем уверена, он очень ловкий и аккуратный. Я это поняла еще тогда, когда он таскал за мной мою балалайку в музыкальную школу». Вот так.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу