Когда она наконец умолкла, Уоррен спросил:
— Так ты собираешься отослать бедную малышку обратно в приют? Обратно в этот… как его… сиротский дом?
— Нет, — улыбнулась Элси. Впервые за весь день улыбнулась. То была ее козырная карта, она приберегала ее напоследок. — Я собираюсь выдать эту девушку замуж. Пусть себе живет счастливо и спокойно.
Она растерянно заморгала, увидев, как Уоррен резко развернулся и, не говоря ни слова, вышел, громко хлопнув дверью. А чуть позже услышала во дворе звук заводимого мотора.
Вернулся он поздно, за полночь, когда Элси и все остальные в доме уже улеглись спать. Сон у Элси был чуткий. Ее разбудили тяжелые шаги мужа. Затем дверь в спальню распахнулась, и она уловила сильный запах спиртного. В спальне было темно, как в колодце, и Элси подумала, что сейчас Уоррен будет шарить по стене в поисках выключателя, но ничего подобного не произошло. Не успела она потянуться к настольной лампе на тумбочке, как он всей тяжестью навалился на нее.
Он не произнес ни слова. Даже не назвал ее по имени. Горячий, тяжелый, разбухший от желания (не обязательно ее, любой женщины), он пыхтел, сопел, разорвал на ней нейлоновую сорочку, а она, застигнутая врасплох, даже не нашла в себе сил оказать хоть какое-то сопротивление. Или (ведь в конце концов она ему жена и обязана исполнять супружеский долг) устроиться в постели поудобнее.
Они не занимались любовью — сколько же? — уже несколько месяцев. Заниматься любовью — не слишком подходящее выражение для того, что происходило между ними в постели. Сама Элси говорила: «делать это», поскольку в моменты близости ею овладевала не характерная для нее застенчивость, причем с самого начала их супружеской жизни и несмотря на сексуальную ненасытность, требовательность и даже нежность, которые проявлял Уоррен, будучи еще молодым мужем. Сама же Элси была в те годы скрытна и молчалива, и если и поддразнивала мужа, то шутливо и нежно. И никогда не произносила слова любовь, никогда не говорила: люблю тебя. Это было трудно, просто невозможно. Странно, иногда думала она, какие-то вещи человек делает каждый день — ну, ходит, к примеру, в ванную, ковыряет в носу, почесывается. Прикасается к себе и другим людям (если, конечно, есть в твоей жизни люди, к которым ты можешь прикасаться и которые имеют право трогать тебя). И однако же об этих вещах как-то не принято говорить, и трудно, почти невозможно подыскать для них подходящие слова.
Примерно то же проделывал он с ней и сейчас, и какие тут можно найти слова, чтобы описать это, хотя бы осмыслить, что происходит. То было сравнимо с насилием, сексуальным насилием (если бы она не являлась женой этого человека, а потому нечего жаловаться и возмущаться). К тому же она здорово разозлила его днем, и теперь это воспринималось ею как возмездие. Перед тем как залезть в постель, Уоррен расстегнул молнию на брюках и сбросил их на пол, на нем осталась вонючая, насквозь пропотевшая майка. Элси задыхалась, ощущая прикосновение жестких волосков, она была смята, раздавлена этой громоздкой вздымавшейся тушей. Никогда прежде он не казался ей таким тяжелым, никогда не атаковал ее столь яростно и беспощадно. Сначала его короткий и толстый пенис слепо колотился о ее тело. Потом он грубо раздвинул коленями ее дряблые бедра, схватил пенис в руку и вонзил в нее. Примерно так он обращался с разбитой в аварии машиной, разбирая ее на части — она сама не раз это видела, — хватал ломик и яростно вонзал в металл, явно наслаждаясь сопротивлением.
Элси пыталась было утихомирить мужа:
— О Господи, Уоррен… о, да погоди же ты! — Но тут он навалился локтем ей на лицо и шею. И она отчаянно старалась высвободиться — ей казалось, что в пьяном угаре Уоррен вот-вот задушит ее, просто раздавит дыхательное горло и все. И она бешено забилась, забарахталась; тогда Уоррен схватил ее за запястья, вздернул руки вверх, потом развел их в стороны и пригвоздил к постели. И она оказалась словно распятой, а он продолжал яростно и методично вонзаться в нее, и в темноте Элси видела перекошенное и потное его лицо, видела, как он оскалил зубы в гримасе (она часто замечала эту гримасу на лице мужа, когда тот спал и стонал во сне; видно, ему снились боксерские бои, снилось, как его избивают или он избивает противника). Я растратил часть своей боли. Может, это своего рода счастье, счастье для мужчины, знать, что ты растратил часть своей боли, передал ее другому, причем говорилось об этом не хвастливо, а как бы между прочим?..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу