Джойс Оутс - Блондинка. том I

Кукле повезло. Ее пощадил пожар, устроенный Глэдис в спальне. Норме Джин удалось ускользнуть из ванной, где ее ждала обжигающе горячая вода. Девочка бросилась звать на помощь соседей. Она знала, что поступает неправильно, что «за спиной матери делать ничего нельзя», как часто внушала ей Глэдис. Но Норма Джин была просто вынуждена поступить именно так. Тогда впавшая в ярость Глэдис подожгла постельное белье на кровати. Заперла за девочкой дверь и, чиркая спичками, стала поджигать все подряд — спалила свое шикарное черное креповое платье и темно-синее бархатное платьице Нормы Джин, которое девочка надевала на похороны на Уилшир-бульвар. Потом порвала несколько снимков и подожгла и их (кажется, на одном из них был отец Нормы Джин. Потому что девочка уже больше никогда не видела этой красивой фотографии). Потом стала поджигать туфли, косметику; в яростном угаре ей хотелось сжечь все, чем она владела, в том числе и красивое белое пианино, некогда принадлежавшее Фредерику Марчу, то самое пианино, которым она так гордилась.

Она и себя собиралась поджечь, но помешали вызванные соседями врачи «скорой». Взломали дверь и ворвались в полную дыма комнату, где, выкрикивая непристойности, металась Глэдис Мортенсен — совершенно голая костлявая женщина, такая худая, что косточки, казалось, вот-вот прорвут кожу. Женщина с морщинистым искаженным лицом ведьмы, она набросилась на своих спасителей, царапалась, лягалась, в результате чего ее и скрутили — «для ее же собственной пользы». Именно так выражалась мисс Флинн, описывая соседям эту сцену, которой сама Норма Джин не видела, поскольку ее там просто не было. Или же кто-то милосердно закрыл ей глаза.

— Ты же знаешь, Норма Джин, тебя там не было. Ты была со мной, в полной безопасности.

Вот какое наказание тебя ждет, если ты женщина. Женщина, которую недостаточно любили.

Итак, настал день, и Норму Джин повезли «навестить мамочку» в больнице. Но где же находился этот самый Норуолк? К югу от Лос-Анджелеса, так ей сказали. Мисс Флинн откашлялась и продолжала объяснять мистеру Пирсу куда ехать. Сам мистер Пирс был, похоже, чем-то раздражен или взволнован. Теперь он уже не был дядей Клайвом. Во время уроков музыки мистер Пирс бывал иногда тих и грустен, часто вздыхал. Иногда, напротив, был весел и оживлен. И все это каким-то образом было связано с запахом изо рта. Если изо рта у него пахло «ну, вы сами понимаете чем», Норма Джин знала, что сегодня время они проведут отлично, как бы скверно она ни играла.

Мистер Пирс отбивал такт карандашиком, постукивал им по пианино — раз-два, раз-два, раз-два, — а иногда нарочно промахивался и постукивал по голове маленькой своей ученицы, отчего она тут же начинала хихикать. А потом подносил пахнущий виски рот прямо к уху Нормы Джин и гудел ей на ухо, будто шмель, а карандашик все громче отбивал такт — раз-два, раз-два. А потом так игриво просовывал ей кончик языка в ухо и начинал щекотать! И Норма Джин взвизгивала и хохотала, и вскакивала с табурета, ей хотелось убежать, спрятаться, но мистер Пирс говорил: «Ну что ты, глупышка, не надо». И тогда она возвращалась к пианино, вся дрожа и хихикая, и урок продолжался. А мне нравится, когда так щекочут! Пусть даже иногда и больно немножко. Мне нравилось, когда меня целовала и обнимала бабушка Делла, я так скучаю по бабушке Делле! Я бы не возражала, даже если б мне расцарапали лицо.

Но иногда на уроках музыки мистер Пирс вдруг становился мрачен, дышал как-то тяжело и часто, неожиданно и резко захлопывал крышку пианино (чего никогда не делала Глэдис, и пианино с закрытой крышкой выглядело так странно!). Заявлял: «На сегодня хватит!» И выходил из комнаты, даже не обернувшись.

Однажды вечером, тем же летом, произошла довольно странная история. Норма Джин, которой уже давно пора было спать, всячески старалась привлечь внимание мистера Пирса, который заскочил к Глэдис выпить. Она старалась забраться на диван и пристроиться между Глэдис и ее гостем, словно щенок, тыкалась ему головой в колени, и Глэдис, потеряв терпение, заметила резко:

— Норма Джин, веди себя прилично! Ты просто отвратительна. — А потом, понизив голос, обратилась к мистеру Пирсу: — Что это значит, Клайв?

Непослушная маленькая девочка была изгнана в спальню. Оттуда не было слышно, о чем говорят взрослые. Впрочем, через несколько минут спора на повышенных тонах раздался дружный взрыв смеха, а затем — дзинь! — примирительный звон стеклянных бокалов. Именно с этого момента Норма Джин поняла, что мистер Пирс бывает совсем разным и что глупо было бы ожидать от него другого. Ведь и Глэдис тоже бывала совсем разной. Да что там далеко ходить, сама Норма Джин тоже бывала разной: то дурашливо веселой, то вдруг ни с того, ни с сего могла расплакаться; то витала в облаках, то изображала из себя артистку. А иногда была «вся на нервах», как определяла это состояние Глэдис, и «пугалась своей собственной тени, точно змеи».