Юлия Вертела - Интенсивная терапия

Сарай был невелик, куски большие, так что полтора часа, проведенные Манвелом в молчаливом труде, даже не вызвали усталости. Он радовался, что благодаря его усилиям порядок победил хаос.

– К обеду строиться! – приказал хозяин.

Вслед за хозяином в дом вошел Манвел, наша троица почтительно пропустила его вперед. Друзьям даже не верилось, что приглашение относилось и к ним.

Дом был грязен и темен, но при этом просторен и наполнен запахами продуктов, законсервированных тем методом консервации, который не предусматривает плотных крышек и глубокого охлаждения. Посреди комнаты стоял стол, алюминиевые миски по числу вошедших были аккуратно расставлены вокруг эмалированных тазов, наполненных солениями разного рода. Большое ведро с вареной картошкой казалось единственным источником тепла в комнате.

Так как в углах не было образов, а портрет Сталина в изголовье кровати не был сразу замечен, то все присутствующие, не дожидаясь молитвы либо других приглашений, стали вдумчиво есть находившееся на столе.

Петр Мосталыгин оказался щедрым хлебосолом. Работники и не заметили, как перед каждым оказалась большая алюминиевая кружка со слегка окрашенной жидкостью охмеляющего действия, как потом выяснилось, конфискованной у кого-то, укравшего ее где-то.

Неожиданно и художник оказался в фаворе у мрачного хранителя этой странной территории. По просьбе Мосталыгина он нарисовал на тетрадном листке его руку, сжимающую рукоятку нагана с бутафорски увеличенным номером, продиктованным хозяином по памяти.

– Дак ведь можешь, а я-то думал, ты – человек пустой. – Он дивился на мастерски сделанный рисунок. – Как живая, и моя, с чужой не спутаешь.

Манвел не знал этих людей, но был удивлен приливом чего-то домашнего. Он вспомнил медленные семейные ужины, где все уже давно сказано и остается только съесть столько, сколько требуется для насыщения организма. Мысленно он вернулся домой в еще не разбитый дом в Степанакерте, где за столом большая семья и все братья живы... Приложив дедовский нож к столу и плотно прижав его рукой у края, слегка пощипывая кончик лезвия, Манвел пытался наигрывать одну из мелодий его родной южной земли. Полностью уйдя в себя от сытости и общения, он был искренне счастлив тому, что задержался у неприветливого забора, который прежде проходил мимо.

И только Гулый чувствовал себя неуютно, поскольку привыкший к постоянному поиску врага хозяин сконцентрировал внимание на его лице. Писатель ощущал, что пища не снабжается достаточным количеством желудочного сока, руки скованы и хочется уйти, но вдруг лицо Мосталыгина просияло. Он неожиданно понял, что этот изможденный человек есть похудевшая копия майора начпрода, бессменного партсекретаря армейской ячейки. «Да, и этот наш, – подумал про себя хозяин. – Андрейка бы плохих людей не прислал».

Теперь, убедившись в полной лояльности ко всем присутствующим, хозяин начал рассказывать и о себе. Он сказал, что много пользы принес этой стране, которая сделала его Человеком с большой буквы. Если верить ему, то старшие офицеры многих исправительных заведений радостно откликнутся при упоминании его фамилии. Он был добрым человеком, но не к врагам народа, которых ненавидел еще до того, как их лица появлялись перед ним, начальником конвоя.

В этом доме Петр жил давно один и жил, как привык служить. Никто не мог войти на территорию без пропуска и пароля, и уж тем более выйти. Пропуском для наших троих кровельщиков послужила телеграмма, данная на его имя участковым и сообщающая о приезде троицы на работу. В ней были указаны приметы, день отправки работников, дата, подпись.

Петр крайне редко общался с людьми. После смерти жены и замужества дочери никто не переступал порог его комнаты. Соседи по даче, проходя мимо забора, здоровались с Петром, бормоча что-то о погоде. Он никогда не отвечал, ожидая ключевого слова, но так как его не следовало, он молча провожал их тяжелым взглядом. А соседи в свою очередь думали, что монстры живут не только на видео, но и рядом с ними.

Исключение составляли многодетные цыгане, которые проникали на территорию, не здороваясь, воровали съедобные плоды и предлагали услуги по всем бытовым вопросам. Петр, однако, не сердился на них, в их никчемной жизни он видел повиновение коммунистическому порядку, где не существует буржуазной морали и собственности.

Проводив гостей подталкиванием в спину и наложив на дорогу всякой снеди Воеводкину и Манвелу, хозяин ушел в очередной запой...