Юлия Вертела - Интенсивная терапия

– А шляпки где, почему не вижу?

– Да мы еще только раскладываем, бить будем после, – нашелся Воеводкин.

Гулый с ветеринаром нехотя полезли на кровлю.

Художник вспомнил псевдоголландские домики со стреловидными крышами на своем последнем холсте и решил, что таких быть не может. «Многое надо переосмыслить», – подумал он и даже стал прикидывать на неосыпавшейся хвое какую-то формулу, связывающую площади, углы и еще что-то, но его задумчивость, как всегда, привела к неприятности. Отложенный в сторону молоток, планомерно ускоряясь, достиг края крыши и беззвучно приземлился на шею Мосталыгина чуть выше воротника телогрейки.

Тут наши друзья узнали, что хозяин умеет говорить. Им было стыдно, как школьницам, попавшим на тюремный двор. Они краснели и ежились. Перечисляя комбинации недостаточно знакомых слов, Петр вызвал полный паралич работников.

Их бессмысленно глупые улыбки он воспринял как насмешку и решил не удовлетворяться одними высказываниями. В руках Мосталыгина появились вилы. Он пытался достать ими художника, сидящего на коньке. Но поджавший ноги работник оказался в недосягаемости. Вилы взрывали рубероид в полуметре от него и искрили при попадании в гвозди. Чувствуя свою вину и от этого нисколько не возмущаясь, ловец синих птиц молил Бога о спасении и благодарил за то, что тот оставил эти несколько сантиметров безопасности.

Хозяин был, однако, отходчив, а может, просто не хотел тратить силы попусту. Приметившись очередной раз в художника, он вдруг направил вилы в землю. Брошенный в Гулого молоток также не достиг цели. Пробив кровлю, он исчез на чердаке. Писатель стал тихо сползать вниз... Но к счастью, гвозди вошли в его штаны и остановили это бессмысленное движение. Чтобы разрядить обстановку, Воеводкин решил принять огонь на себя.

Спрыгнув с крыши, он опытным жестом потрепал меньшего бегемота по брюху и заискивающе кивнул:

– Скоро будут щенки.

– Это кобель, – после небольшой паузы заметил Мосталыгин, впрочем, не отрицая возможности появления на свет каких-то щенков. – Ты что, ветеринар? – Он явно заинтересовался.

Воеводкин понял, что наступил его звездный час.

Хозяин попросил ветеринара обмерить большего бегемота, не слишком ли он жирен для его веса, какой процент бекона или одно сало нарастает? Степан, хорошо знакомый с такого рода примочками, облапал тушу и авторитетно заявил:

– Надо больше давать барбариса.

Его чуткое ухо также заметило перебои в работе сердца существа, когда-то бывшего поросенком. Специалист рассыпался в сложных терминах и авторитетных рекомендациях. После заключительного аккорда Петр удалился в дом, вернувшись с двумя стопками и армейской фляжкой.

Усевшись на замшелую колоду, он разлил нечто по рюмкам, а истомленным сидельцам тихо сказал:

– Работайте.

Ребята бесцельно задвигали шифер по верхотуре, имитируя деятельность.

– Я тебя сразу приметил, ты наш. Где служил? – спросил Мосталыгин.

Степан что-то невнятно бормотал про кавалерийский пограничный корпус, наполовину расформированный, но еще укомплектованный лошадьми, в котором он начал приобщаться к ветеринарии.

– A этих я сразу раскусил. Обычно они и этап не выдерживают, – заметил хозяин. – Отвел и шлепнул... Но на крышу их хватит.

Не зная темы беседы, Гулый и художник глупо улыбались с высоты, делая вид, что все идет по плану.

Воеводкин в приливе странной радости благодарил армейскую юность, вспоминая командира, которого он лечил от головной боли конскими таблетками, и как-то не к месту заметил:

– Копыто пошло не то, и ухналь теперь длинный...

Будучи не понят, ветеринар тут же замолчал.

За всей этой сценой давно наблюдал из-за забора молодой человек кавказской национальности – аспирант-ботаник из Степанакерта Манвел. Живя в Петербурге и не имея поддержки с родины, он был вынужден, как человек на генетическом уровне мастеровой, подрабатывать в дачных поселках ремонтами.

Работа на крыше чрезвычайно заинтересовала его. Сначала он подумал, что эти люди снимают еще приличный шифер, ломают его и выкидывают. «Может, продадут недорого», – подумал он.

Дальнейшее наблюдение привело Манвела в замешательство. Зачем люди играют на крыше с молотком и гвоздями, где смысл? Наконец он с удивлением понял, что работники в поте лица кроют крышу, причем вдумчиво и серьезно.

Повинуясь странному инстинкту, Манвел перепрыгнул через забор, влез на крышу и начал работать. Вскоре художник и Гулый слезли с конька, и приятели все втроем подавали листы, а затем, разместившись вблизи, любовались, как невзрачные скаты хозяйственной постройки засияли цветом коринфского мрамора.