Юлия Вертела - Интенсивная терапия

Когда возвращались, сестричка на посту спросила меня:

– Кроликов видели?

– Нет. Юра не показывал.

– Кролики у них все страшные, опухшие какие-то, наросты у них на шее, жалкие звери, им больше всех достается...

Дождливый день. Вижу из окна, как Юра выносит бачки с мусором, чистит что-то на газонах, косит траву. Интересные у него рубашки: расцветки тканей веселые, петушиные: розовые, желтые, в сочетании с красными тапками – ну точно Цупутис...

Юра в больнице не лежит, утром сделает капельницу и уколы и убегает работать, вечером опять возвращается на процедуры, иногда ночует в клинике, иногда – нет...

– Заходи к нам в палату в девять вечера чай пить, – приглашает Ира.

– Зайду... – Юра не ломается, говорит, что думает, делает, что хочет.

Ровно в девять постучал. Мы с соседкой чай заварили и стали приставать с вопросами:

– Ты по два дня дома не бываешь, а кто же за твоими зверями убирает?

– Сами как-то, бывает, приходишь и убирать нечего. Биогеоценоз: куры едят тараканов, науфетики помет подбирают... Поилки я им оставляю вдосталь. Спи себе, наевшись...

– И чем же такую банду можно накормить?

– Шесть тысяч я получаю, – признается Юра. – Готовлю варево: банка тушенки, пачка гороха, пачка перловки, пачка ячневой или пшенной. Вот такой рациончик...

– И они едят?

– Привыкли немножечко. Немножечко тушенкой пахнет.

– И как же они ладят, не передерутся кошки с собаками?

– У меня комната восемь метров, на тахте лежат собаки, кошки на шкафах – у них свой ярус. Ко мне телевидение приезжало снимать. Немножечко снимали, удивлялись немножечко...

– Какая же женщина согласится с вами жить? – Ирка провоцирует на личную тему.

– Никакая, – без тени сожаления соглашается Юра. – Они ее слушаться не будут. Здесь стая, я вожак, после меня – Буран. А ее полюбить могут, а властвовать ей лучше и не пытаться – разорвут. Я сплю на матрасе из сена, и подушка такая же. Окна все лето открыты, стекол нет, зимой немножечко затягиваю полиэтиленом.

– Не холодно?

– Да разве с ними захолодаешь? Дома я всегда босиком, всегда. Тут вот нашел тапки...

– А соседи терпят твой зоопарк?

– Я стараюсь, чтоб все гуляли на поводе. Я хорошо держу зверей.

– А мама?

– А маме чего? Они же за дверью. Сестра с мужем в соседней комнате, тоже привыкли. Я без зверей не могу, они знают – не могу я без них... Пропаду...

– А какие-то команды ваши друзья понимают?

– Собаки знают солдатские: «Равняйсь», «Смирно», «Товсь», «Огонь», «Пли», «Жрать». Кошки – те хуже понимают.

Удивляюсь:

– Ты в армии служил?

– В армии не служил, комиссовали. Сам-то я очень хотел, да только мне оружие дай, я не знаю сколько уложу. Я осетин. Мстительный я. Да, точно, точно... Есть такое дело немножечко. – Юра коварно смеется в бороду. А лицо все равно остается добрым.

На некоторое время в палате воцарилась тишина...

– В школе девчонка была... – Глаза гостя лукаво сверкнули. – Я ее дразнил – «курица», у нас так принято было, а она трепала меня. Но потом я возмездие совершил, она подошла в зоопарке к гусям, а я ей юбку задрал и говорю: чего она моих казарок пугает, казарок-то чего! «Нахал, нахал!» – хохочет Юра, передразнивая свою «курицу». – Точно, точно все так и было. Теперь мы в расчете с Ленкой. Было, было такое. Мальчишки дразнили меня в школе гансиком, потом евреем, говорили, что я Христа убил. Один гад пинал меня ногами, а я потом в зоопарке его встретил, иду с ведром, и он с женой и дочкой – как дернул от меня. Испугался. Было, было немножечко...

Вошла медсестра, прервав нашу беседу:

– Юра, на укольчик!

– Не аминазин? Нет? Аминазин – это сразу наповал, – опять заволновался Юра. – Но раз слово юнната дал, раз слово дал – надо идти... У меня честь огроменная, честь сквернить не позволю никому...

Конечно, Юре делают не аминазин, а лечат желудок или что-то с ним связанное...

Юра стал частенько заходить к нам. Он не ел торты и колбасы. Иногда кружку чаю выпивал с печеньем. В десять медсестра разгоняла нас на уколы. Но какой-то час или полчаса мы трепались от души. Нам нравилось расспрашивать Юру о разном, потому что он ничего не скрывал и говорил не так, как все, и жил не так... – по простодушию и сохраненности связи с природой.

– В отроческие годы вечерку заканчивал. Если партию в картишку проиграю, я дубину брал и все ломать начинал, – немножечко скамейку, беседку немножечко, – опять смеется в бороду. – Фулюганил. Девчонки шиповника за воротник набросали, помню, отходил их палкой. Приставали ко мне чуть-чуть, я подножку одной, а она чуть-чуть в урну полетела... Да, да, точно, точно – в урну полетела. Буйный был по молодости. Мог и зарубить лопатой, если кто животных обижает. Теперь я в Обществе защиты животных состою. Мало нас там собирается, мало. Но корочка имеется, иногда, кстати, помогает. На улице часто задерживают: что в мешке? Серп много лет носил... Мало ли что еще. Замок, например, тяжелый...