Грэм Грин - Брайтонский леденец

Всю дорогу обратно подвыпившие Кьюбит и Дэллоу болтали; шоссе было едва освещено. Малыш вглядывался вперед, в яркую полосу света, рассекавшую темноту. Вдруг он с яростью сказал:

— Смейтесь сколько влезет.

— А что, ты не так уж плохо все проделал, — ответил Кьюбит.

— Смейтесь. Воображаете, что вы в безопасности. Но вы все мне осточертели. Я решил развязаться с вами.

— Устрой-ка себе медовый месяц подлиннее, — посоветовал Кьюбит и усмехнулся.

Низко паря над заправочной станцией, с надрывным голодным криком пролетела сова, она взмахивала мохнатыми крыльями хищника и то появлялась в свете фар, то улетала прочь.

— А я не собираюсь жениться, — отрезал Малыш.

— Знал я одного типа, — сказал Кьюбит, — так он до того перетрусил, что даже руки на себя наложил. Пришлось отсылать обратно свадебные подарки.

— Я не собираюсь жениться.

— С людьми это частенько случается.

— Ничто не может заставить меня жениться.

— А жениться тебе все-таки придется, — вставил Дэллоу.

Из окна кафе для автомобилистов «Чарли, притормози здесь» выглянула женщина, ожидавшая кого-то, — она даже не посмотрела на проезжавшую машину.

— На-ка выпей, — предложил Кьюбит, он был пьянее, чем Дэллоу, — я прихватил с собой фляжку. Теперь-то ты уже не можешь говорить, что не пьешь, — мы ведь все видели, и Дэллоу, и я.

— Я не женюсь. Зачем мне жениться? — проговорил Малыш, обращаясь к Дэллоу.

— Ты сам все затеял, — ответил Дэллоу.

— Что это он затеял? — спросил Кьюбит.

Дэллоу не ответил, только дружески опустил тяжелую руку на колено Малыша. Малыш искоса посмотрел на его добродушную преданную физиономию, в нем вспыхнула ненависть: чья-то верность может связать его, повлечь за собой. Дэллоу был единственным человеком, которому он доверял, но он ненавидел его, как будто Дэллоу был его строгим наставником.

— Ничто не заставит меня жениться, — неуверенно повторил он, разглядывая ряды рекламных щитов, проносящихся мимо и освещенных призрачным светом: «Пиво Гинее полезно для вас», «Попробуйте пиво Уортингтон», «Сохраняйте юный цвет лица» — целая серия заклинаний. Мелькали советы: обзаведитесь собственным домом, обручальные кольца покупайте только у Беннета.

А в пансионе Билли ему сказали:

— Твоя девушка здесь.

С чувством безнадежного протеста он поднимался в свою комнату: вот он войдет и скажет: «Я передумал. Я не могу на тебе жениться». Или, может быть, так: «Адвокаты говорят, что это все-таки нельзя устроить…» Перила все еще были сломаны, он глянул вниз, в глубокий пролет, туда, где недавно лежало тело Спайсера. Как раз на этом месте стояли Кьюбит и Дэллоу и смеялись над чем-то… Острый край сломанных перил оцарапал ему руку. Он поднес ладонь ко рту и вошел в комнату. В голове его пронеслась мысль: «Нужно быть спокойным, держать язык за зубами». Но ему казалось, что выпитое в баре вино замарало его чистоту. Человек может избавиться от порока так же легко, как и расстаться с добродетелью, — достаточно одного дуновения, чтобы она испарилась.

Он посмотрел на Роз. На ней была шляпа, которая ему не нравилась, и она сорвала эту шляпу с головы, как только он взглянул в ее сторону. Ей стало страшно, когда он тихо сказал:

— Что ты здесь делаешь… в такое позднее время? — добавил он уже возмущенно, надеясь, что между ними может вспыхнуть ссора, если он поведет себя как нужно.

— Ты видел это? — умоляюще спросила Роз. В руках она держала местную газету. Малыш до сих пор не потрудился прочесть ее. На первой странице была фотография Спайсера, в смятении бегущего под железные сваи… Репортерам больше повезло у фотографа, чем ему.

— Здесь сказано… это случилось… — пробормотала Роз.

— На лестнице, — прервал ее Малыш. — Я все время твердил Билли, чтобы он починил эти перила.

— Но ты говорил, что с ним расправились на скачках. Ведь как раз он-то и…

Он взглянул на нее с напускным спокойствием.

— Оставил у тебя карточку? Это ты хочешь сказать? Может, он и знал Хейла. Он водился с массой всяких типов, о которых я и понятия не имел. Ну и что с того? — Он уверенно повторил свой вопрос под ее молчаливым взглядом: — Ну и что же с того? — Он знал, что ум его может распознать любое предательство, но она была хорошей девочкой, ее защищала собственная порядочность; были вещи, которых она не могла себе даже и представить, ему казалось, что он видит, как мысли ее приходят в смятение, погружаясь в бездонную пучину страха.

— Я думала… я думала… — пробормотала она, глядя поверх его головы на сломанные перила лестницы.