Грэм Грин - Брайтонский леденец

— Эх ты, простофиля, — сказал он и ущипнул Дэллоу за руку. Это было похоже почти на ласку.

В меблированных комнатах Билли до сих пор горел свет, и Спайсер ждал их в передней.

— Все в порядке? — спросил он тревожно. На его бледном лице вокруг рта и носа высыпали прыщи.

— А чего ты боялся? — спросил Малыш, поднимаясь по лестнице. — Мы принесли деньги.

Спайсер пошел за Малышом в его комнату.

— Сразу после того, как ты ушел, тебе звонили.

— Кто?

— Девушка, ее зовут Роз.

Малыш сел на кровать и стал развязывать башмаки.

— Что ей нужно? — спросил он.

— Она сказала, что пока вы с ней гуляли, кто-то ее спрашивал.

Малыш сидел спокойно с башмаком в руке.

— Пинки, — проговорил Спайсер, — это та самая девушка? Девушка из кафе Сноу?

— Конечно, та.

— Я подходил к телефону. Пинки.

— А она узнала твой голос?

— А мне откуда знать, Пинки?

— Кто ее спрашивал?

— Она не знает. Она сказала, что передает тебе это, потому что ты просил ее позвонить. Пинки, вдруг шпики уже что-то пронюхали?

— Ну, на это у них не хватит ума, — ответил Пинки. — Может, это кто-нибудь из ребят Коллеони хотел разведать насчет своего приятеля Фреда. — Он снял второй башмак. — Нечего тебе трусить, Спайсер.

— Ее спрашивала женщина, Пинки.

— Я не беспокоюсь. Фред умер своею смертью. Таково заключение дознания. Можешь забыть об этом. Теперь мы должны подумать о другом. — Он аккуратно поставил башмаки под кровать, снял пиджак, повесил его на медный шарик, снял брюки и лег поверх одеяла в трусах и рубашке. — Я думаю, Спайсер, тебе надо отдохнуть. У тебя вид совсем измотанный. Я не хотел бы, чтобы кто-нибудь увидел тебя в таком состоянии. — Он закрыл глаза. — Иди, Спайсер, и успокойся.

— Если эта девушка когда-нибудь узнает, кто положил карточку…

— Она никогда не узнает. Выключи свет и убирайся.

Свет погас, а за окном, как лампа, появилась на небе луна и поплыла над крышами, отбрасывая тени от облаков на меловые холмы, освещая над Уайтхок-Боттом пустые белые трибуны ипподрома, похожие на камни Стоунхенджа, [7] Стоунхендж — доисторическое (1900–1600 гг. до н. э.) сооружение ритуального назначения, состоит из огромных, отдельно стоящих каменных глыб в виде круглых или квадратных оград. Расположена близ г. Солсбери, графство Уилтшир. сияя над морем, приливающим от Булони и плещущимся вокруг Дворцового мола. Она освещала и умывальник, и открытую дверцу, за которой стоял ночной горшок, и медные шарики по углам кровати.

Малыш лежал на постели. Чашка кофе стыла на умывальнике, постель была усыпана крошками от печенья. Он лизнул химический карандаш, углы его губ были выпачканы лиловым. Он написал: «Учтите наши предупреждения в моем последнем письме», — и в конце поставил: «П. Браун, секретарь. Защита букмекеров»… На умывальнике лежал конверт, адресованный мистеру Дж. Тейту; угол конверта был залит кофе. Окончив писать, Малыш опять положил голову на подушку и закрыл глаза. Он тотчас же заснул, как будто щелкнул затвор экспонометра при фотосъемке. У него не было сновидений. Сон его был просто отправлением физической потребности. Когда Дэллоу открыл дверь, он сразу проснулся.

— Ну? — спросил он, лежа неподвижно, совершенно одетый, среди крошек печенья.

— Тебе письмо, Пинки. Джуди принесла его наверх.

Малыш взял письмо.

— Какое шикарное письмо, Пинки, — заметил Дэллоу. — Понюхай его.

Малыш поднес к носу розоватый конверт. Он пах, как драже для освежения дыхания.

— Ты что, не можешь отшить эту шлюху? — спросил Малыш. — Если Билли узнает…

— Кто мог написать такое шикарное письмо. Пинки?

— Коллеони. Он хочет, чтобы я зашел поговорить с ним в «Космополитен».

— В «Космополитен», — с отвращением повторил Дэллоу. — Ты ведь не пойдешь, правда?

— Конечно, пойду.

— Не такое это место, где чувствуешь себя как дома.

— Шикарное, как его почтовая бумага, — заметил Малыш. — Стоит кучу денег. Он думает припугнуть меня.

— Может быть, нам лучше оставить Тейта в покое.

— Снеси мой пиджак вниз к Биллу. Скажи ему, чтобы он почистил его и отутюжил. Вычисти мне ботинки. — Он вытолкнул их ногой из-под кровати и сел. — Он хочет посмеяться над нами. — Малыш видел себя в зеркале, наклонно висящем над умывальником, но быстро отвел взгляд от отражения своих гладких, еще не знавших бритвы, щек, мягких волос, стариковских глаз; все это его не интересовало. Гордость не позволяла ему заботиться о своей внешности.