Франсуа Эмманюэль - Человеческий фактор.Повесть

В конверте с бумагами, который я получил конфиденциальным образом на домашний адрес, лежал документ со сведениями о продвижении по службе Матиаса Юста за время его работы в ТО «Фарб». На листке стоял немецкий штамп: «Генеральная дирекция (Hauptdirektion) — разглашению не подлежит». А сверху нервным почерком Розе приписано: «Может оказаться полезным». Я узнал, что Юст поступил на фирму в двадцать пять лет. Работал сначала инженером, набирался опыта в Берлине, потом перешел во французский филиал и, постепенно шагая вверх, стал заместителем директора по производству, а там и генеральным директором. О реструктуризации говорилось всего в нескольких строчках. Отмечались также настойчивость Юста при заключении сделок и два его «содержательных и убедительных» выступления в СМИ. А вот на что я обратил особое внимание: еще до того как стать генеральным, Юст несколько лет руководил струнным квартетом, куда входили еще трое его коллег, музыкантов-любителей. Квартет «Фарб» (так он назывался) «с большим успехом» выступал на ежегодных корпоративных праздниках. Последний раз — восемь лет назад. К послужному списку Юста прилагались еще страницы с ксерокопиями: по несколько квадратных листочков на каждой. Вот некоторые из них, датированные двумя последними годами, — свидетельство того, что на фирме практиковались доносы:

12. IV, 17.IV, 21.V. Опоздал без уважительной причины.

3. VI. Стало плохо на заседании директорского совета, не смог читать собственные записи, сослался на глазную мигрень.

4. VII. С утра заперся в кабинете, на звонки не отвечает. Слышно, как льется вода (?).

2. IX. Изменилась подпись. Остался один росчерк. См. образец.

2. XI. Подал жалобу на службу уборки помещений — якобы пропали документы. Внутреннее расследование сочло обвинение необоснованным. Отозвал жалобу.

6. II. Приехал на стоянку за час до начала работы. Все это время просидел в машине.

14. II.. Видимо, пропустил через уничтожитель бумаг свое охотничье удостоверение.

5. VI. В 11 утра замечен в нетрезвом виде (предположительно).

9. VIII. Потерял кожаные перчатки. Пришел в бешенство. Странное поведение.

2. XI. Сменил оба личных телефона. Подозревает, прослушивание.

12. XII. Как говорят, подал ходатайство об изменении фамилии (Юст на Шлегель, фамилия, матери). Просьба отклонена.

К последней странице был приколот листок в клеточку — образец почерка Юста. Скорее всего, записка, которую он передал Розе во время какого-то заседания. Неразборчивый текст (Карл, когда будешь выступать, не говори про Б. - они в курсе.) расчерчен карандашом: буквы а и т обведены кружочком, подчеркнуты разрывы внутри слов.

Посещение гольф-клуба в следующую субботу ничего не дало. Мне сказали, что Юст уже несколько месяцев там не появлялся, хотя раньше бывал регулярно и каждый раз, даже если шел дождь, проходил дистанцию в девять лунок. Я попробовал подойти с другой стороны. Разузнал через знакомую в отделе кадров кое-что о квартете «Фарб». В него, как оказалось, входили Линн Сандерсон, один коммерческий агент, с тех пор уволенный, и некий Жак Паолини, доктор химии, виолончелист. К нему-то я и отправился. Мы беседовали, окруженные бездушной техникой: компьютерами, хроматографами, какими-то еще точными приборами. Это был кругленький, на вид добродушный человечек, с тонким чувством юмора, хоть он и говорил нарочито медлительно. «Музыка — особа своевольная, — сказал он мне. — А струнные квартеты и вовсе капризная штука. Представьте себе четыре карты: даму, короля, валета и шестерку. Или так: короля пик, десятку треф, шестерку бубен и тройку червей. Никуда не годная комбинация — лучше спасовать». Я спросил, кто был королем. Он улыбнулся: «Тут и гадать нечего: почти директор, секретарша, коммерческий агент и химик. А музыка иерархии не любит. Четыре валета и даже четыре десятки подошли бы куда лучше, потому что составили бы отличное каре». — «Что, возникали разногласия?» — предположил я. «Не то чтобы разногласия, скорее дисгармония. Мы играли нестройно. Квартет Франка — кто в лес, кто по дрова, четырнадцатый струнный Шуберта — еще того хуже». — «А как играл Юст?» — «Скованно, с маниакальным рвением и страстью к безукоризненной технике, которая убивает музыку. В любом перфекционизме чувствуется дикий страх пустоты». Паолини испытующе посмотрел на меня поверх очков. «Похоже, этот опыт стал для вас горьким разочарованием», — сказал я. «Горечь — одна из составляющих жизни, — уклончиво ответил он. — Меня научил этому мой инструмент. Аккордеонисты тешат народ печальными песенками, скрипачи возвышают душу. — Он хитро улыбнулся. — А что вы понимаете в музыке, господин промышленный психолог?»