Джойс Оутс - Блондинка. Том II

Она входила в жаркую незнакомую кухню. По лбу и между грудями стекали липкие ручейки пота. Она неуклюже нарезала лук, слушала чью-то громкую страстную болтовню. От лука глаза щипало, из них лились слезы. Из шкафчика доставали тяжеленную сковороду на длинной ручке. В кухню с криками то вбегали, то выбегали из нее дети. Маленькие племянники и племянницы ее мужа. Она не запоминала их лиц и уж тем более никак не могла запомнить имен. Чеснок с оливковым маслом дымился на сковородке. Она поставила ее на слишком сильный огонь. Вечно витает мыслями где-то в открытом окошке, в небесах, не следит за тем, что творится у нее на плите.

Чеснок! Господи, сколько же чеснока! Вся еда буквально напичкана этим чесноком. Запах чеснока изо рта — он наблюдался у всех ее родственников. Изо рта у свекрови пахло чесноком. И еще у нее были скверные зубы. Мама всегда наклонялась к ней слишком близко. Мама была везде. Низенькая вечно хихикающая женщина, похожая на сардельку. Нос крючком, как у ведьмы, заостренный подбородок. Груди свисают на живот. Носила она только черные платья с белыми воротничками. Уши проколоты, она всегда носила сережки. А жирную шею обвивала золотая цепочка, и на ней висел золотой крестик. И еще она всегда носила чулки. Такие же, как у бабушки Деллы, толстые, хлопчатобумажные.

Блондинка Актриса видела фотографии своей свекрови в молодости, сделанные еще в Италии. Красавицей не назовешь, но хорошенькая и сексуальная, в этаком цыганском духе. Даже девушкой уже была полной. Сколько же ребятишек умудрилось произвести на свет Божий это маленькое коротенькое тельце? Теперь оно производило еду. Еда — это все. Для мужчин, чтобы жрали. И они действительно жрали! Эта женщина превратилась в еду и сама тоже любила поесть.

Много лет назад, на кухне миссис Глейзер, она была счастлива. Норма Джин Глейзер. Миссис Баки Глейзер. Та семья приняла ее, как дочь. Она любила мать Баки, она вышла замуж за Баки, чтобы обрести и мужа, и мать. О, как же давно это было! Сердце ее было разбито, но она выжила. И вот теперь она взрослый человек, и ей уже не нужна мать. Во всяком случае, не эта! Ей уже почти двадцать восемь, она уже не девочка-сиротка. Муж хочет, чтобы она была ему доброй женой и хорошей невесткой его родителям. Он хочет, чтобы на людях и в его компании она выглядела роскошной женщиной; но, подчеркиваю, только в его компании, под его пристальным надзором. Но она уже взрослая, она успела сделать блестящую карьеру, стать личностью. Если, конечно, «Мэрилин Монро» можно назвать карьерой. К тому же, вполне возможно, продлится эта карьера недолго.

Порой дни тянулись с удручающей медлительностью (особенно дни, проведенные в Сан-Франциско, с родственниками мужа), а годы пролетали стремительно и сливались в сплошное полотно, как пейзаж за окном мчащегося на высокой скорости автомобиля. Ни один на свете мужчина, женившийся на ней, не имеет права стремиться ее переделать! Будто, заявляя люблю тебя, он подразумевает: имею право тебя переделать. «А разве я так уж сильно от него отличаюсь? И кто из нас больше преуспел, это еще вопрос. Да кто он вообще такой? Всего лишь Спортсмен. И давно уже отошел от спорта». Тут она увидела, как нож выскользнул у нее из мокрых пальцев и упал на пол.

— О!.. Извините, мама.

Женщина на кухне пристально уставилась на нее. Она что, решила, что я хотела вонзить ей этот нож в ноги? Перерезать ее толстые лодыжки? Она быстро подобрала нож с пола и сунула его под струю воды в раковине, затем насухо обтерла полотенцем и продолжила резать лук. О, как же она устала от всего этого! Ярость Грушеньки боролась в ней со скукой.

Настал черед куриной печенки. Ее следовало поджарить.

Густой кисловатый запах, кажется, ее того гляди от него вырвет.

Да каждая девушка и женщина в США просто умирает от зависти к ней! А каждый мужчина завидует Бывшему Спортсмену.

Еще в драмтеатре Пасадены она поняла, что является свидетельницей рождения великого таланта. Драматурга, чья поэзия пронзила ее сердце. Он обладал видением трагика, страдающего от «повседневности». От так называемой «нормальной» жизни. Ты отдаешь свое сердце миру, это все, что у тебя есть. И вот оно пропало. Эти слова, произнесенные у могилы мужчины, в самом конце спектакля, и сопровождавшиеся вспышкой, жутковатым синим мерцанием, которое затем начало постепенно меркнуть, преследовали Блондинку Актрису на протяжении недель.

— Я могу играть в его пьесах. Но для «Мэрилин» там роли нет. — Она улыбнулась. Потом засмеялась. — Ну и хорошо. Ради него я готова стать другой.