Джойс Оутс - Блондинка. Том II

Впрочем, она не будет говорить им, что девочки-сироты интересовали ее куда больше мальчиков. Мальчикам она была не нужна. Их нужду могла удовлетворить любая женщина, любое женское тело — с тем чтоб они могли почувствовать себя мужчинами, или людьми «высшего сорта». Одно тело мало чем отличается от другого. А вот девочки-сироты смотрели на нее, старались запомнить ее, будут долго помнить именно ее. Девочки-сироты, немало настрадавшиеся в свое время, как страдала Норма Джин. Она видела это по их глазам. Девочкам-сиротам нужна была ласка — легкое прикосновение к волосам; так, а эту слегка потрепать по щеке; а вот эту малютку можно даже легонько чмокнуть в лоб или щеку. Со словами: «Какие мы симпатичные! До чего ж мне нравятся твои косички! А тебя как зовут? Какое славное имя!» Она тихо, словно по секрету, говорила этим девочкам:

— Когда я сама жила здесь, меня звали «Нормой Джин».

Одна из девочек воскликнула:

— Норма Джин! О, как бы я хотела, чтоб меня звали так же!

Блондинка Актриса заключила личико девочки в ладони, будто в рамку, и разразилась слезами, чем изрядно удивила всех присутствующих.

Позже она будет спрашивать:

— А как звали ту маленькую девочку?

И пошлет в сиротский приют чек с указанием «купить этой девочке книжки и что-нибудь симпатичное из одежды».

И если двести долларов, на которые был выписан этот чек, пошли именно на эти цели, а не были израсходованы на общие нужды сиротского приюта, она так никогда и не узнает об этом. Потому, что просто забудет.

В том и состоят недостаток и одновременно преимущество славы: ты быстро и многое забываешь.

А что же произошло с чеком на пятьсот долларов, предназначенным для доктора Миттельштадт ? Оказывается, Блондинка Актриса даже не вынимала его из сумочки.

Новым директором сиротского приюта оказался пожилой мужчина со свинячьим рыльцем. И еще он оказался довольно милым, хоть и чересчур словоохотливым и самовлюбленным человеком. Блондинка Актриса терпеливо слушала его несколько минут, прежде чем решилась перебить и спросить встревоженно, что же произошло с доктором Миттельштадт. В ответ на что «Свинячье Рыльце» заморгал ресницами и поджал губы.

— Доктор Миттельштадт была моей предшественницей, — ответил он наконец самым нейтральным тоном. — Я никогда не имел с ней никаких дел. И вообще никогда не имел привычки комментировать действия и поступки моих предшественников. Верю, что все мы стараемся по мере наших сил. И всякие там сплетни и домыслы — это не по моей части.

Блондинка Актриса отыскала матрону постарше, ее лицо показалось знакомым. Некогда молодая, а теперь полная пожилая женщина с бульдожьими брылями и в то же время — готовностью улыбнуться.

— Норма Джин! Ну конечно, я вас помню! Самая скромная, самая милая маленькая девочка. Вы страдали чем-то вроде… аллергии, да? Или астмы? Нет? А-а, у вас был полиомиелит, и вы немножко прихрамывали? Нет? Ну, уж ясное дело, сейчас-то вы не прихрамываете! Я видела, как вы отплясывали в последнем фильме, ничуть не хуже самой Джинджер Роджерс!.. И еще вы дружили с этой совершенно дикой девчонкой, кажется, Флис, да? И доктор Миттельштадт так вас любила. Вы были одной из посвященных. Из ее круга, верно? — Матрона усмехнулась и покачала головой. Прямо как в сцене из фильма: Блондинка Актриса возвращается в сиротский приют, где провела большую часть детства, где научилась таким вещам, как игра в карты. Вот только Блондинке Актрисе никак не удавалось определить, что за музыка сопровождала этот фильм. Во время раздачи пасхальных корзиночек в обеденном зале включили запись Бинга Кросби «Пасхальный парад». А теперь музыки слышно не было.

— А доктор Миттельштадт? Она, наверное, вышла на пенсию?

— Да. Вышла на пенсию.

В глазах матроны мелькнуло какое-то вороватое выражение. Лучше не спрашивать дальше.

— И г-где же она теперь?

Скорбное выражение глаз.

— Мне очень жаль, но бедная Эдит умерла.

— Умерла!..

— Она была мне другом, Эдит Миттельштадт. Я проработала с ней целых двадцать шесть лет, не было для меня более уважаемого человека. Она никогда не пыталась навязать мне свою религию. Она была доброй, внимательной к людям. — Уголки рта скорбно и презрительно поползли вниз. — Совсем не то, что там некоторые… из «нынешних». «Помешанные на бюджете». Командуют нами, словно тут гестапо.

— От ч-чего же она умерла, доктор Миттельштадт?

— От рака груди. Так нам, во всяком случае, сказали. — Глаза матроны увлажнились. Если б то была сцена в кино (а это определенно была она), она оказалась настолько реальной и убедительной, что сердце Блондинки Актрисы пронзила боль. Нет, по дороге домой она обязательно велит Шоферу-Лягушонку остановиться у аптеки на Эль-Сентро. Вихрем ворвется туда и убедит, умолит аптекаря срочно позвонить доктору Бобу и потребовать, чтоб тот отдал ему распоряжение немедленно выдать ей капсулу димедрола. Которую она тут же и проглотит. Такова уж реальность, и не важно, присутствует ли в ней музыка для настроения.