Джойс Оутс - Блондинка. Том II

В этой сцене Прекрасная Принцесса в блузке, джинсах и высоких ботинках и Темный Принц в ковбойском костюме и широкополой шляпе гуляли по пустыне, вдыхая резкий запах полыни. Ночь была тихая, звездная. А киномузыка звучала так тихо, что ее почти не было слышно. В отдалении мерцали огоньки Рино, небо над ним было окрашено странными фосфоресцирующими отблесками, как темная вода ночного моря.

Она говорила:

— Смешно, что все должно закончиться вот так!

Он возражал:

— Не надо так говорить, дорогая. Для тебя еще ничего не кончено, тебе до этого далеко.

Она отвечала:

— Да нет, я хотела сказать здесь, в пустыне Невада, мистер Гейбл…

— Сколько надо говорить, Мэрилин, что для тебя я просто Кларк. Сто раз, тысячу?

— К-Кларк! Когда моя мама была маленькой девочкой, она намекала, что мой отец — вы. — Норма Джин выпалила эти слова на одном дыхании и туг же поспешила исправить ошибку: — Вернее, я хотела сказать, что, когда я была маленькой девочкой, моя мама говорила, что вы — мой отец.

Гейбл фыркнул, а потом так и покатился со смеху. И заметил:

— Так давно?

Она, вцепившись в его руку, пылко возразила:

— Да перестаньте! Не так уж и давно я была маленькой девочкой, К-Кларк.

Он добродушно заметил:

— Черт, я ведь уже старик, Мэрилин. И тебе это прекрасно известно.

— О, мистер Г-Гейбл, никакой вы не старик! И никогда им не будете. Все остальные просто приходят и уходят. Вот я, я просто блондинка. А блондинок на белом свете полным-полно. Но вы, мистер Гейбл, вы будете всегда. — Она произнесла эти слова таким умоляющим тоном, что Кларк Гейбл, будучи истинным джентльменом, согласился с ней, из вежливости:

— Конечно, милая. Раз ты так говоришь.

Несколько перенесенных им сердечных приступов оставили неприятное ощущение собственной уязвимости и смертности. Но, несмотря на это, он в отличие от остальных никогда не ворчал при задержках в съемках, не жаловался на непрерывный стресс, вызванный неадекватным и непредсказуемым поведением Монро. Просто она нездорова. Она бы и рада поправиться, но не может. Не жаловался он и на то, что съемки проходили в пустыне, где царит такая страшная жара. И, играя Гэя Ленгленда, работал без дублера, сам стрелял, сам проделывал разные ковбойские трюки. И даже угодил в смертельно опасную ситуацию, когда зацепился сапогом за веревку и грузовик, двигающийся со скоростью миль тридцать пять в час, тащил его следом. О, Гейбл, как никто, понимал, что смертен! Однако это не помешало ему недавно жениться на совсем молоденькой женщине. И сейчас жена его была беременна. Разве не говорило это о том, что он проживет еще долгие годы? Хотя бы для того, чтобы видеть, как растет и взрослеет его ребенок?

В прежнем, старом Голливуде так бы и произошло.

Волшебная сказка. Блондинка Актриса и сама была готова поверить в эту волшебную сказку, написанную мужчиной специально в подарок ей. Была готова поверить не только в то, что отважная Рослин могла спасти целый табун диких мустангов, но и в то, что диких мустангов вообще надо спасать. Из сотен таких лошадей, кочующих по пустыне, осталось всего шесть, причем одна из них была еще жеребенком. Жеребенок, весело потряхивая гривкой, галопировал рядом с матерью. Отчаявшиеся мужчины ловили их лассо, и это было жестоко, но только таким образом можно было спасти животных от смерти. От ножа мясника, чтобы они не превратились в собачий корм.

Здесь, на Диком Западе, уже давно не было места романтике. Мало что осталось и от идеалов и истинного мужества. Тут царил суровый «реализм» в самой неприглядной своей форме, именно такая картина должна был предстать перед зрителями. Одна лишь Рослин могла спасти мустангов, и помогала ей в этом медленно закипавшая ярость женщины. Одна Рослин могла сломя голову броситься в пустыню; осторожная по природе своей Блондинка Актриса была не способна на это. Рослин бросалась и действовала, и ее режиссер разрешал актрисе выплеснуть все накопившиеся ярость и гнев при виде жестокости мужчин. («Но я не хочу крупных планов. Не хочу, чтобы меня видели орущей во всю глотку».)

Она орала мужчинам: Лжецы! Убийцы! Лучше бы сами друг друга поубивали! Она кричала в пустоту пустыни Невада до тех пор, пока не начинало драть в горле. Пока вся полость ее рта, усыпанная язвочками и ранками, не начинала ныть от пульсирующей боли. Пока в глазах не лопалось еще несколько мелких сосудиков. Пока сердце не начинало стучать так, что казалось, того гляди разорвется. Ненавижу! Лучше б вы сами сдохли, все до одного!