Евгений Боушев - Сердце капитана

— Нет второй день… все с ума посходили… господи, неужели опять вот так… не надо, не надо, пожалуйста!

Не понимаю ни слова, но ситуация ясна: надо что-то делать. Причём чем быстрее, тем лучше.

Сдираю с себя ботинки, снимаю через голову балахон, расстегиваю ремень на джинсах. Алиса обалдело глядит на меня.

— Иди и одевайся! — кидаю ей охапку своей одежды. Алиса машинально ловит и вопросительно хмурится.

— Ты заразила одежду своей истерикой. А у меня тут — киваю на балахон — большой заряд положительной энергии. Переодевайся и пользуйся. — Я говорю с жаром, пытаясь увлечь девчонку своим энтузиазмом. Прогон с одеждой — полная фигня. Чтобы отвлечься от назойливых мыслей, нужно заниматься любыми странными вещами.

Я стою перед Алисой, в трусах и футболке, и безумно жалею, что у меня кроме своей одежды не оказалось чего-то более радостного. Например, рождественского костюма кролика.

Алиса идет в другую комнату, а я влетаю на кухню и ставлю чайник. Сначала чай, потом портвейн, потом гитара и беседа. Ничего, я её поставлю на ноги.

— Ела сегодня? — кричу ей в комнату.

— Да, не волнуйся, — говорит Алиса и показывается в дверном проёме. Выглядит она презабавно.

Протягивает мне спортивные штаны:

— Ты тоже оденься — а то шляются тут по квартире полуголые мужики…

Отлично. Уже немного отпустило.

— А юбки нет? — шучу. — Выйдет отличная вечеринка в шотландском стиле!

Алиса очень по-детски улыбается, и я вдруг с ужасом осознаю, что готов напялить на себя хоть подвенечное платье, лишь бы эта улыбка не сходила с её лица.

Мы пьём чай, а Алиса уже в который раз пытается выразить ту самую сложную мысль, которая душила её в момент моего прихода.

— Помнишь, ты рассказывал мне о собаке в космосе? — спрашивает она.

— Помню, конечно.

— Я тогда всю ночь ревела.

— Из-за собаки?

— Из-за тебя. Я сразу почувствовала, что мы с тобой очень похожи. В последнее время я тоже ходила сама не своя, не знала, как жить дальше. А потом встретила твоего друга…

Я неожиданно заметил, что Алиса всё время избегает называть Галилея по имени.

— И всё начало налаживаться, — продолжает Алиса, — появился какой-то смысл.

Я знаю, что она скажет дальше. У меня в мыслях всё уже вполне сформировалось.

— А потом я увидела тебя. — Алиса встаёт и подходит к окну. У меня возникает странное ощущение — будто я сижу на полу в пустой тёмной кухне и разговариваю сам с собой.

— И? — спрашиваю я. Мне хочется быть грубым, но говорить получается только шепотом.

— Я увидела, что пытаюсь спрятать свои проблемы в бытовом счастье. В заботах о том, что приготовить на обед, как одеться для любимого. Ты пошёл другим путём…

Я подхожу и встаю рядом.

— Уверяю тебя, твой путь нравится мне гораздо больше.

— Неправда. Просто у меня не было столько силы. А теперь есть.

И Алиса совершенно спокойным движением кладет мне голову на плечо.

Ой-ей-ей, думаю я. Куда же мы катимся, за спиной пусть не лучшего, но, похоже, единственного друга?

Алиса, видимо, чувствует то же самое. Она убирает голову и поправляет волосы.

Мы стоим у тёмного окна, смотрим на пустой двор внизу и молчим. Я пытаюсь прогнать прочь внезапно охватившее меня чувство нежности и сам удивляюсь ему.

Алиса смотрит мне в глаза — она совершенно не похожа на ту, другую. Я непроизвольно провожу по её щеке кончиками пальцев, прячу руку за спину. Голова забита долгими днями, полными пустоты и уверенности, что впереди — вакуум. Уверенность медленно тает.

Тёмный сосок, синие губы… Прыжок в ничто на кладбище. Я щурюсь, словно от яркого света. Алиса не отводит взгляд, только часто моргает.

Я вижу и знаю, что Галилей, вопреки его заверениям, успел рассказать Алисе обо мне всё. Закатываю и без того короткие рукава футболки, беру из угла кухни гитару и пробую струны. Алиса садится на пол передо мной и молчит. Едва слышно я шепчу: