Евгений Боушев - Сердце капитана

— Теперь понял, что вы раскопали?

— С ума сойти.

— Угу.

— Но всё-таки — причем здесь моё подсознание? И кто нёс всю эту белиберду?

Галилей молчит. Он смотрит в стену.

— Ты помнишь, чем занимался первые дни после её смерти?

Удар в мозг, но слабый, смягченный коньяком. В памяти мелькают разноцветные картинки, открытки ко дню рождения, темный выпуклый сосок, прикрытый простынёй, тонкие синие губы…

— Почти не помню, — шепчу. — Я был в состоянии шока.

Откидываюсь на подушку и закрываю глаза.

— Вот-вот, — говорит Галилей. — Поспи. Когда проснешься, вот увидишь, всё уже переменится к лучшему.

— Но ч-чувак… — говорю я заплетающимся языком, — а как же?..

— Спи, — говорит Галилей. — Я пойду.

Он наклоняется надо мной, я чувствую на лбу его дыхание.

— Не уходи, — говорю я в подушку. Или мне только кажется, что я это говорю? Сон подхватывает меня, я еще слышу, как Галилей собирается и открывает дверь, невнятные звуки в коридоре…

И, то ли во сне, то ли ещё наяву, его голос:

Утро равнодушно глядит на меня из-под опущенных штор. Голова раскалывается после вчерашних галилеевых опытов с подсознанием, глаза режет даже слабый свет. Кофе не лезет в глотку, от сигарет хочется блевать. Алконавты оставили после себя жуткий срач. Даже если направить в окно нашей кухни местную реку, толку будет мало.

В общем, осознавать себя посреди бардака в такое утро совершенно не в кайф. Хочется лечь обратно в кровать и провалиться в летаргический сон, пока всё не переменится к лучшему. Что там вчера наобещал мне этот Кашпировский?

Звонит Алиса.

— Привет! Мой милый у тебя?

— Вчера был. Напоил меня до состояния Му-Му и умотал.

— То есть как — умотал? На такси?

— Не знаю.

Возникает тягостное молчание. Алиса что-то напряженно обдумывает.

— А куда пойдёт, не говорил?

— Домой, наверное. Куда ж ему теперь, бедному… Что стряслось-то?

— Нет его нигде. И телефон молчит. — Неожиданно я слышу всхлип.

— Брось реветь! — говорю. — Куда он от тебя денется! В общаге спрашивала?

Я даю ей телефон общаги, рабочий телефон Галилея и еще кучу адресов, явок и паролей, по которым его можно вычислить в нашем райцентре. Алиса бодрится, обещает перезвонить и бросает трубку, даже не дослушав моего «до свидания».

Я звоню Галилею. Тупо прослушиваю непробиваемое «телефон выключен или находится неизвестно где»; набираю ещё один, секретный номер. Тот же ответ.

Ничего страшного. Галилей всё время теряет телефоны, а также обожает спать в сосенках рядом с бобровой плотиной. Найдётся. Протрезвеет — придёт. Только… Он же почти не пил вчера?… Чёрт, ничего не помню.

На раскопе неожиданно оказался Шельма. Он уже успел позвонить своим начальникам и проконсультироваться начет странной находки. Начальники подняли дикий кипиш, дали команду не подходить близко, держать оборону и ждать их приезда. Обещали прибыть завтра.

Для нас это значит — ещё один нерабочий день. Народ ворчит и готовит бунт. В общей каше из матюков и грозных проклятий слышен голос бывшего музейного работника, скандирующего «Хле-ба! Хле-ба!» Услышавший это Шельма мигом придумывает нам работу. Посмотреть со стороны — вроде бы все занимаются делом. На самом деле:

— Алексеич, возьми лопату и выруби ступеньки на той тропинке!

— Эй, вы трое! Возьмите деньги и купите в хозяйственном пластиковые метёлки. Будете подметать материк для фотографии.

— Так фотографировали уже!

— А теперь будем фотографировать красиво… Степа! Степа! Выставь нивелир на четвертое окно шестого этажа! Я там что-то интересное заметил.

— А нам что делать? — хор остального раскопного народа.

— Вон там куча земли. Берите носилки, лопаты и перетащите её на другую сторону раскопа. Вперед, вперед!

Ближе к обеду снова звонит Алиса.

— Ну как? — спрашиваю.

— Ничего…

Я чувствую, как она кусает губы.

— Странно… Да не реви ты!

Во время очередного перекура замечаю у Шельмы в руках книгу по славянской мифологии. В конце книги — краткий словарик. Листаю с интересом. Среди кучи непонятных слов проскакивают знакомые: злыдни, мавы, полуденицы… Стоп! А это еще что?

Читаю:

ЕРЕТИК (ЕРЕТИК ЖЕЛЕЗНОЗУБЫЙ, ЕРЕТИК ЛЕСНОЙ), ЕРЕСТУН, ЕРЕТНИК — колдун; дух, тень умершего колдуна; встающий из могилы; выходящий из могилы мертвец; злой дух, чудовище, нечистая сила. Причины «хождения по смерти» покойников разнообразны (см. ПОКОЙНИКИ). Особенно опасны, вредны, по поверьям, умершие неестественной, безвременной смертью (самоубийцы, опойцы). Это люди, прервавшие отпущенный им срок бытия, но доживающие его за гробом.