Владимир Маканин - Испуг

Когда я вернулся к Даше, я сообщил ей:

– Знаешь. Мы оба там стояли.

Она решила, что я брежу. И откуда такой голый? Почему?.. А я только улыбался. Я-то считал, что все понятно – что разъяснение мое примитивно, но честно и открыто. Я ведь принижал сам себя… Этого хотелось… К тому же какой-никакой юмор.

И хорошо помню: очнулись… Бабахнул какой-то запоздалый танк. Случайный ночной выстрел?.. Но нам показалось, что бой продолжается. Бой до одури. Нам стало весело. Нам – наплевать!

– А представляешь, если бы сюда. Даша!.. Если бы снаряд ахнул сейчас здесь… Прямо в окно… Над нами!

– Оо… Ну и что?

– Как – что? Прямо над нами.

– Не страшно… Ты бы раньше кончил. Вот и все.

Мы смеялись. Ее больше не трясло. Она вполне могла говорить. Она уже была прежней Дашей.

И ведь какая обычная, скромная с виду минута… Мое тщеславие распустилось самым пышным цветом. Я с Дашей. Пусть это случай, пусть совпадение! Ломка изошла сама собой! Пусть!.. Но ведь совпало со мной!.. И значит, исцелил. И значит, покончил с ломкой… Я!.. Я!.. Мой мужской (и такой естественный) ритм оказался ритмом, ее подавившим и врачующим.

А Даша затаилась. Боялась поверить. (Это она прислушивалась к себе: кончилась ли ломка? Точно ли?) Она боялась обрадоваться и назвать словом. Боялась сглазить.

Зато я вдруг вовсе лишился ума. Я этак на полчаса спятил. Я теперь буйствовал от великой радости обладания. Дергался, паясничал… Ликовал!..

Даша рассказала (после), как именно я ликовал. Как показывал ей пальцем на луну в проломе и говорил:

– Пойдем туда. К ней. Запросто!.. Мы к ней запросто!.. К луне!

И как проснувшись через полчаса-час, вдруг увидел, что Даша (надо же!) едва не взялась за старое. Грудь у нее была обнажена. И вот свою собственную грудь она своей собственной рукой тянула ко рту. Нюхала… Ну, уж нет!.. Я не знал, как быть. Я растерялся. Очнувшийся, я кинулся лизать Дашино плечо и ту коварную ее грудь. Я лизал до победы. До шершавости. До пустоты там.

А были там под грудью (при луне еле разглядел) три этаких квадратика – с легкой клейкой пленкой. Возможно, нарезные «дольки». Или марки с покрытием. Не знаю… Два квадратика, уже прежде слизанные ею. Да и третий почти… Но теперь я слизал и покрытие третьего, и сами квадратики. Все – на фиг! Я уже сыто мурлыкал (это я еще помню). Ей – ни крупицы!.. Ей (после ломки) оставлять нельзя.

То есть в некотором смысле я, одуревая, жертвовал собой – брал на себя… Жертвенное животное… Я делал это весело. И запросто!.. Жаль, не все помню. Лизал… И сразу же после жертвоприношения (это помню) плясал и скакал по разгромленному кабинету. Дурь есть дурь. Прыгал как балерун через валявшуюся битую мебель… Через обломки кирпичей и бетона. Как козел.

Даша (после) рассказала, как я, устав от пляса, устроил себе перекур. Стенной перегородкой завалило ту великолепную коллекционную полку. Какая досада! Я не смог отыскать ни одной трубки. Но зато табака на полу было полно! Пригоршни… Я скрутил козью ножку (козью ногу) из газеты – из свисавшего с подоконника огромного газетного лопуха. Курил. Нечто монументальное… Я держал на весу громадную цигарку, и дым – пахучий, заморский! – как уверяла Даша – валил у полоумного старика даже из ушей.

Покурив, я сильно посвежел и вновь пустился в скок и пляс. Но побил ноги о кирпичи… А Даша снова пыталась… Нюхала, притягивая грудь к носу, к губам. Едва не грызла ее… Но тату (окоемочная татуировка) с вкрапленным порошком наркоты уже сошла, исчезла под моим языком. Тату тю-тю…

Пусто… Только-только и значились на ее груди блеклые квадратики от слизанных марок. (Как квадратные следы на стенах… От проданных картин.) И ведь как хотела! Разок даже застонала, как прежде. Бедная Даша!.. А что делать – все слизал и все вынюхал. Фигу ей! Ничего не оставил старый козел. Тю-тю!

Зато я, с непривычки, все только веселел и дурел – в первом в своей жизни таком странном кайфе.

– Всё во мне! – вопил я.

Счастливо взвывая, я припал к Даше – она отбивалась. Я бросался на нее с высунутым языком… Как с копьем… С шизоидной силой заново вылизывал ее плечевые впадинки… Ее грудь. Правую. Под и над. Всю!.. Даша хохотала. А я слизывал. Я свел-таки слюной на нет даже след хитроумной наклейки. Я выел тату до нуля. Я выжрал. Я взял в себя до пороховой пылинки. Саму пыльцу… Я покончил с пороком.

Не всё помню… Однако же вот помню, что полизал еще ее грудь в самый сосок. Просто так. Из дружбы… А потом я вырвался опять на крышу (Даша туда не пускала). Выскочил на какой-то там выступ и с верхотуры улюлюкал. Я словно почувствовал, что моя молитва как раз дошла… И что именно сейчас там, в цокольном подвале, принято решение о конце военного противостояния. Мысль о сдаче Дома.