Владимир Маканин - Испуг

И первая моя мысль была мысль ясная и детская – просто красться за ними, за знающими . Идти за ними – и все. Однако мелькнула опаска: а если их дело серьезное?.. Хорошо, если эти двое предусмотрительные чиновники (или политики), а не профи с пистолетом под мышкой. Опаска вполне в духе новейшего времени. Профи, они ведь и пристрелят. Возьмут недорого. Если дело ответственное… Если ставки крупные.

Серьезным парням (голоса молодые! свежие!) совсем не до озабоченного старикашки!.. Запросто пристрелят. (Как хорош в темноте молчаливый свидетель.) Я испугался всерьез. Хорошо помню. Это был страх.

Я так и видел, что с простреленной башкой останусь лежать на вот этой подванивающей порохом лестнице. И Даша, спускаясь вниз, пройдет мимо тела. Завтра поутру… Обязательно пройдет – других лестниц здесь нет. И, увидев старичка, присядет на ступеньку. И еще как всплакнет! (Это я иронизировал. Меня лежащего Даша даже не узнает. От лежачих мертвых отворачиваются… Поторопится!.. Сбегая в спешке пролет за пролетом.) Зато я стал подбадривать себя эпитафией. Кадры фильма… Надгробие… Бегущая строка… Старикашка, мол, шел ее выручать. ОН ШЕЛ ЗА ЛЮБИМОЙ ЖЕНЩИНОЙ И ПОГИБ – ЧТО МОЖЕТ БЫТЬ ПРЕКРАСНЕЕ.

А кто-нибудь юный припишет мелом: НО ТАК ЕЕ И НЕ ТРАХНУЛ.

Страх страхом, а меж тем в полной тьме я уже вышел на лестницу (к движущимся молодым голосам)… Заговорил… Открыто и по-товарищески сказал-спросил:

– Можно ли с вами вместе подняться?.. Мне на девятый.

Их голоса на миг замерли (не ждали, что кто-то их слышит) – а затем из темноты мне этак спокойно, этак с легкой смешинкой:

– С нами до седьмого… Можно!

То есть оба идут до седьмого, но никак не выше. У них свои дела! И никакой для меня иной помощи, конечно… Так что поспешай, заблудший!

Один из провожатых врубил свой фонарик и все-таки мазнул по мне лучом. А затем недоуменно воткнул луч в мои ботинки, что на весу. (Я так и держал их в руках, не успел надеть.) Засмеялся:

– Что это у вас? С мертвяка сняли?

Я не знал, что сказать, и коротко бросил:

– Жмут.

Он опять засмеялся:

– С мертвяка всегда жмут. Поначалу.

И тем наше общение кончилось. Оборвалось… Они вскоре свернули на свой седьмой. А я затопал по лестнице выше – опять в полной тьме.

Ступеньки разбиты и скользки… Или выбиты. С пропуском в две, а то и в три сразу. (Я уже обулся.) Я нашаривал ступеньку, тыча во тьму ботинком.

Но самая тьма оказалась там… На этаже.

Я пытался определиться по запаху. Большие кабинеты (по ним били танковые пушки) должны были подванивать обстрелом. Несколько дверей (я же помнил) были вышиблены снарядами. Но, видно, боевая гарь уже улеглась. Куда ни нацель нос, в воздухе чисто… Остывшее не воняет.

Хоть выколи глаз! Я шел, тыркаясь то туда, то сюда. Череда кабинетов должна же быть, но где?.. Должна быть по линии стены. Но направление все время терялось…

Я пробовал почиркать спичками – но что можно разглядеть в объемной тьме? – только саму тьму. (Спичек осталось штук пять!) Я все-таки вошел на пробу… В кабинет с приоткрытой дверью. Вошел шажок за шажком… Прислушался… Пусто… Что-то было не так.

Я мог толкаться здесь целую вечность. Я выскочил опять в коридор… Я заметался. Весь в поту, бросался от одной стены к другой стене. Я ощупывал углы… Стучал по стене кулаком, уже не в силах сориентироваться. Надежда была разве что на везение. На случай.

Однако же помог не случай, помогла интуиция, сопровождающая всякое наше сильное чувство. Влюбленный старикашка, он ведь тоже – влюбленный. Я вдруг догадался… Я вдруг сообразил (не знаю уж как), что те двое, пробиравшиеся наверх по своим серьезным делам, меня обманули. На всякий случай обманули. Замели след. Их этаж был не седьмой , а значит, этот – не девятый . (Я именно чувством, чутьем сообразил. Я даже исчислил, что обманывающие обманывают в таких поспешных случаях на один .) И сразу же – на порыве – я поспешил назад к лестнице.

И взлетел этажом выше. Это был он, девятый. Потому что тьмы не стало.

Потому что сразу же я увидел поперечные лунные дорожки. В длиннющем темном коридоре гениальным прочерком лежали лунные полосы. Три. (От трех кряду помнившихся мне снарядов. От тех самых. От их пробоин высоко в стене.) И еще угадывалась последняя пробоина в самом-самом конце коридора, где Даша… Вдалеке.

Наращивая нетерпеливый шаг и пересекая (каждый из трех) лунный ручей, я невольно поворачивал голову к стенной дыре. В косой пробоине (в каждой из трех) я видел луну, кто бы еще мог мне здесь помочь! Сердце возликовало. Это она… Подруга постаралась! Мне в помощь!.. На ее белесые, на ее стелющиеся полосы я ступал в темноте уверенно – как на земную твердь.